4133
В Венгерском культурном центре в Москве 21 сентября 2016 г. открывается художественный проект «Кубанская степь – венгерская степь», в котором будет представлено 40 пейзажей, созданных в технике живописи краснодарского художника Юрия Пономаренко. Накануне отъезда в Москву в редакции «Новой газеты Кубани» состоялась пресс-конференция художника, на которой он ответил на многочисленные вопросы журналистов.
– Юрий Николаевич, кому принадлежит идея этого проекта? Кубанские художники в таких масштабных выставочных проектах участвовали раньше?
– Идея принадлежит венграм. Я два года подряд был на международном пленэре в Венгрии, который проходил в этом году в 54-й раз. Это было в небольшом городе, так называемой колонии художников, куда со всего света съезжаются художники. Они мне и предложили вначале сделать выставку в Венгерском культурном центре в Москве, а потом привезти ее в Будапешт и в Дебрецен.
– А кто спонсирует Вашу поездку, чего это стоит, и принимает ли в этом какое-либо участие министерство культуры Кубани?
– Министерство культуры Кубани никакого отношения к этому не имеет, к сожалению, это все Союз художников. Приглашающая сторона всем обеспечивает художников: и материалами, и мастерскими. По итогам они отбирают работы в свой музей, колоссальный по размерам. Все это происходит на протяжении 54 лет, за исключением периода войны, только тогда приостанавливалась эта работа. Туда приезжают художники с Украины, из многих регионов России, но с Кубани никогда не было.
– Какие работы будут представлены на выставке в Москве и в Венгрии, по какому принципу они отбирались?
– Для меня Россия – огромная страна. Кроме Кубани я объездил всю Россию. У меня в работах есть Север, Урал, Байкал, Алтай. Сами венгры пришли со среднего Урала, им очень интересны и Коми, и Урал, и Кубань и, соответственно, северные мои работы. В Москве я показываю только кубанскую степь и венгерскую, они настолько похожи! А уже в Венгрию повезу расширенную выставку. Там будут работы разных планов, в основном, север Коми, им это интересно. Они были язычниками, а католичество приняли намного позже. У венгров очень интересная история, язык очень сложный. Я прекрасно общался со словаками, чехами, поляками, а у венгров совершенно другой язык, очень сложный. Они были кочевниками, у них развито животноводство, славяне научили их сельскому хозяйству, и названия орудий труда на венгерском языке – чисто славянские. Что меня поразило в венграх, почему возникла идея «Кубанская степь – венгерская степь»? Они просто помешаны на шолоховском «Тихом Доне», они зачитывают его до дыр.
– Отношение венгерских властей разных уровней к художественному творчеству отличается от того отношения, которое у нас, в России?
– Еще как отличается! Во-первых, они очень заинтересованы, вплоть до мэров городов, обязательно приходят на выставки, приглашают художников к себе. Когда была встреча художников с мэром города Хайдубесермень, он нас специально вывел на балкон, чтобы народ видел, что он общается с художниками, это очень престижно. Весь этот пленэр начинается с выставки и заканчивается выставкой. Очень интересно проходят мероприятия с привлечением большого количества людей. К сожалению, у нас такого нет.
Стрижова Н.А. руководитель галереи «Сантал»: Этот проект очень значимый для Юрия Николаевича, и год значимый, ему в этом году исполняется 65 лет. Он в этом году сделал две выставки. В выставочном зале прошла его выставка «Дыхание планеты». У нас, в художественной галерее, прошла выставка. Это были потрясающие встречи. Институт МВД приводил к нам группы, художник с ними общался, рассказывал о своих поездках, о своем миропонимании. Юрий Николаевич – уникальный человек. Легче спросить, где он не был. Но чаще всего он бывает в средней полосе России на Академической даче им. Репина, у которой многовековые традиции. И много работ у него из тех мест. Как он любит Кубань, так любит и среднюю полосу России. Юрий Николаевич человек скромный, не имеющий званий. При том количестве проведенных выставок и выполненных работ он остается в крае незамеченным, хотя отмечен наградами во многих странах мира.
НГК: Это, к сожалению, правило. Настоящие художники никогда не ищут наград, славы, они тратят свое время на творчество. А бездари в искусстве как раз и занимаются тем, что стоят в очереди за наградами, занимаются стяжательством и самоутверждаются таким образом. Юрий Николаевич, скажите, где то место, тот воздух, где вам легче всего дышится?
– Конечно, в России. А вы знаете, Кубань очень тяжело на холст ложится. Ее надо почувствовать. С одной стороны, она очень простая и одновременно глубокая. Например, я приезжаю на остров Мадейра, там скалы, океан. А у нас все просто, но в этой простоте такая глубина… И очень сложно, лесополосы, поля, попробуй ухвати. Хочется почувствовать Кубань изнутри, написать с какого-то необычного ракурса. А эпические поля с колосящейся пшеницей, комбайном.., мне это не интересно.
НГК: Кубань патриархальная и Кубань индустриальная, пишут художники новую Кубань, она их интересует?
– Нет, конечно, потому что сейчас художники пишут то, что продается. А продается самое ужасное. Деревья, водичка, травка зеленая. Тогда, когда писали такую Кубань, это были заказы государства, правительства, это были большие работы. Художники зарабатывали на этом большие деньги, например, в какой-нибудь колхоз холст 2Х3, или еще куда-нибудь в музей, в Привольное, в музей Майстренко. Сейчас этого нет.
– По вашим ощущениям, в нашем обществе что-то меняется, меняется психология людей, крупного бизнеса, власти? Чувствуете ли вы пристальный взгляд к творчеству или пока еще рано говорить об этом?
– В наш художественный музей им. Коваленко поступили новые закупки… сложно их однозначно оценить. В музее современного искусства в Венгрии трудность моего присутствия была в том, что я реалист, а у них абстрактное искусство. Не только в Венгрии, но во всей Европе. Но все равно, эти работы закупаются, выставляются в музее. Я для них и интересен был тем, что я реалист. Я единственный, кто ходил по полям, со мной знакомились местные жители, такие же простые, как и мы с вами.
– А нет ощущения у вас, что в Европе нет школы, нет мастерства, рисуют квадратики, выдавая это за творчество?
– Я не могу ответить на этот вопрос. Я его тоже сам себе задаю. Они очень серьезные люди, подводят философские концепции к своим работам, какие-то идеи, какие-то сложности.
– У вас уже есть любимая ваша работа?
– Нет. Я все время недоволен, и я думаю, это хорошее состояние. К примеру, моя работа «Прощание славянки». Задумал я ее очень давно. Это девушка в краснодарском дворике прощается с солдатиком, у которого дембель. Да, она получила Гран При в прошлом году, но мне кажется, не смог я сделать то, что хотел. Хотелось сделать глубже что ли… Пока у тебя в голове образ, он более сложный, а потом ты его материализуешь… не хватает чего-то.
– А кроме живописи вы подпитываетесь какими-либо еще видами искусств? Что вы любите?
– Я мало понимаю в музыке, но стараюсь. Театр – да, я, даже будучи школьником, занимался в ТЮЗе. И стихи когда-то писал. А в изобразительном искусстве, пока я был молодой, мне хотелось объять необъятное. И прикладное искусство, у меня, кстати, дипломная работа была по прикладному искусству, металлопластика – более широкое название чеканки. Но там много техники и мало творчества.
– Скажите, вот вы – человек мира, объездили практически весь мир, волнует ли вас политика как таковая?
– Я когда ездил на выставки, нас предупреждали, чтобы мы не дискутировали на политические темы, но мне обидно за державу, ведь у них совершенно искаженное представление о происходящем в мире и о роли России. Они совершенно не знают ситуации.
– А на ваших полотнах отражается каким-то образом политика?
– Ну, как сказать? Вот работа «Пригубите домашнее за победу». Это моя, так сказать, этапная картина. Есть здесь политика или нет? Я подобного человека видел 9 Мая в Горячем Ключе возле Вечного огня. Этот дедушка угощал домашним вином всех прохожих. Дедушка был в шляпе, костюмчике, худенький… Я очень долго искал такой образ простого одинокого человека, почему и собака на полотне появилась, и баян. Не знаю, политика это или нет?
– А как находите типажи? Писали ли вы портреты великих людей?
– Я стараюсь это дело обходить стороной. Вот в Горячем Ключе была бабушка Аршалуйс, ее бы я написал, но ее уже, к сожалению, нет. Вот такие люди мне ближе.
– Вам важно, чтобы это была родниковая душа?
– Да, простая, народная. Когда мы везли работы в Санкт-Петербург, то остановились попить чаю у бабы Мани. Я в нее за 15 минут просто влюбился. И это отразилось в моей работе «Баба Маня».
– Как вы думаете, ваш путь стать художником был предопределен?
– Художником я себя почувствовал очень поздно. Я очень долго работал художником-оформителем и как-то давно в городе встретил своего однокурсника Гену Квашуру, и он мне говорит: «Слушай, я вступил в Союз художников России. И я теперь могу в графе профессия писать, что я «художник». И я тоже очень долго всегда писал «художник-оформитель». Но сейчас уже так не пишу, потому что оформительством уже не занимаюсь. Но «Слава КПСС» я столько за свою жизнь написал! При этом творчески я работал всегда. Мне просто оформительство приносило деньги. Это был для меня источник существования.
– А вот ранние свои работы вы помните, каково ваше отношение к ним?
– Очень сложное, двоякое. Жанровая композиция – это мой любимый жанр. Все мои работы задумывались еще тогда. Я в Каневской проработал художником 18 лет. Поэтому я люблю писать поля, простых людей, бабушек, дедушек.
– В каких музеях находятся ваши работы?
– В нашем музее им. Коваленко, в галерее г. Хайдубесермень в Венгрии, в Германии. Ну и, в частные коллекции раскупают.
– А сколько примерно работ вы написали?
– Что такое работа? Это картина. Когда ты постоянно чувствуешь, что она еще не сделана, то получается, что у меня вообще нет работ. Закончить картину невозможно.
– Можно сказать, что у вас счастливая творческая судьба, не приходится кривить душой в своих работах, вы не выполняете чьих-то заказов, это заказ собственной души, и вы можете себе это позволить?
– Да. Есть картина, которая называется «Рыба». Я часто бывал на Байкале, это уникальное место. Я там такие образы потрясающие встретил. Я с рыбаками выходил в море, жил в бараках вместе с ними, у меня такие наброски потрясающие есть. Там очень тяжелый труд.
– А какие у вас отношения с религией?
– Я хотел бы ответить словами Пушкина: «Блажен, кто верует, тепло ему на свете!». Веровать надо. Я покрестился очень поздно, во Владимирском храме в кафедральном соборе, где росписи Рублева. Я пришел в храм, к рублевским росписям дотрагивался руками, хотел в себя впитать. Ко мне подошел настоятель храма, мы разговорились, на следующий день я пришел в храм и крестился. А недалеко от Владимира, в Боголюбово, есть знаменитый храм, который даже немцы не разбомбили, побоялись. У меня очень серьезное отношение к религии. Может быть, я через творчество передаю Бога…
Бабушкины цветы. 2016 г.
Горное озеро. Алтай. 2013 г.
Поздняя осень. 2007 г.
Рыба. Байкал. Холст, масло. 1996 г.
Добрый человек - баба Маня, 2005-2009 г. Холст, масло.
