Анна Артемьева: «Я почувствовала облегчение, когда началась спецоперация»

Галина Ташматова, редактор «Новой газеты Кубани»: Анна, расскажите, как всё начиналось, как появилось «Добро и дело». Что это вообще такое – общественная организация или что-то иное?

Анна Артемьева: Сообщество социально ориентированных бизнесменов – так, наверное, будет вернее всего. Мы только начали регистрироваться, как общественная организация – предварительно мы хотели потренироваться, посмотреть, получиться ли у нас?  

–  А чья идея создания?

– Идея моя.

– А в чём заключается эта идея, в чём смысл создания вашего сообщества? Оно появилось после начала специальной военной операции на Украине или раньше?

– Появилась ещё в январе – мы как предчувствовали. А к самой идее я шла долго. Долгое время, я, как и вы, работала в журналистике, но потом ушла на вольные хлеба, открыв пиар-агентство. Со временем мы начали заниматься разными социальными коммуникациями, взаимодействовали с общественными организациями – многие мои проекты по продвижению бизнеса как раз и были связаны с общественной работой. Я так и говорила своим клиентам: «Хотите недорого – помогайте людям». И очень многих клиентов я, скажем так, «затащила». Тогда и возникла идея о том, чтобы этих бизнесменов объединить в одно сообщество – более сильное, интересное и результативное. Первыми в него вошли мои постоянные клиенты, с которыми мы работали уже давно, – настолько, что это уже стали не просто клиенты, а по сути, друзья. Я их консультировала по всему, чему могла, – не только по бизнес-вопросам, вплоть до психологических консультаций. С кем-то детей крестили, с кем-то дни рождения отмечали. И поэтому, когда я предложила объединиться, это прошло довольно легко. А ещё в прошлом году я вела кампанию кандидата в депутаты Госдумы Дмитрия Гусева – не хочу хвастаться, но мы все провели реально большую работу, чтобы он смог избраться, – в общем, у нас появился «свой» депутат в Госдуме. К Гусеву мы обращались, чтобы оказать кому-то помощь, когда требовалась его поддержка, – чтобы сделать депутатский запрос, например.  Он, кстати, нам и сейчас много помогает, нас даже за глаза называют «гусевцы»

– Сколько людей объединяет сейчас ваша организация?

– Если брать чисто актив – это десять человек. Я каждый месяц делаю сводку – кто и как включился в нашу деятельность, и по итогам примерно десять человек всегда впереди. Мы также давно и плодотворно работаем с разными НКО – например, со Светланой Недилько, председателем общественной организации «Союз многодетных семей «Кубанская Семья» или Мариной Репещук, руководителем движения «Транспортная инициатива». Поначалу мы ездили по семьям, помогали разным категориям населения – и детям-инвалидам, и ветеранам, и узникам концлагерей, блокадникам. У нас была прямо разнарядка: стандартно, каждую неделю, было какое-то доброе дело. Я обзванивала своих клиентов, просила о помощи – и надо сказать, что они охотно откликались. Один из плюсов работы с бизнесменами – они очень активны в соцсетях, у них раскрученные аккаунты. И мы этим активно пользовались – мы указывали, что обозначим их помощь, и это сразу заметят в соцсетях.

– Хорошо, вы объединились, и тут началась спецоперация. Как вы отреагировали?

– Мы сразу определили несколько направлений, где мы будем сильны, сразу взяли под кураторство несколько семей – беженцев из Донецка. Работали по конкретным запросам – у того же Гусева был один из пунктов приёма беженцев. Один из наших «доброделов», Роман Маслевский, сам родом из Донецка, он переехал в Краснодар ещё в 2014 году, открыл тут своё дело, – и он ещё хороший юрист. Он сразу включился в работу с беженцами, причём со временем это приняло необычайный размах – ему звонили за консультациями даже из Воронежа. И вот с его подачи мы и начали поездки – сначала в Ростов, где был пункт приёма гуманитарки, а потом уже и на сам Донбасс, доставляя гуманитарную помощь всем, кто в ней нуждается.

– Расскажите обо всём подробнее: когда вы выехали в первый раз, как часто вы бываете на Донбассе, когда собираетесь в следующий раз?

– Так получилось, что после того, как мы съездили в Ростов, кто-то в приёмной Дмитрия Гусева, – по-моему, это был прилепинец Анатолий Кравченко, это их давняя тема, – нам так сказал: «Может попробовать туда прямо поехать? Что-то бойцам отвезти, что-то местному населению. И я поняла, что тема-то классная – если мы поедем и сами всё раздадим, то люди поймут, что эта помощь пришла не просто на склад и неизвестно, сколько пролежит, а достанется прямо в руки. Я загорелась, естественно, ребята меня тоже поддержали. Мы связались с Юрием Мизиновым, – это предприниматель, ещё один наш «добродел», волонтёр из Ростова-на-Дону и руководитель Штаба Прилепина в Луганске. Он нам сразу сказал: «Собирайте продуктовые наборы и выезжайте». Всю ночь мы провели в дороге, а утром приехали в Донецк. Там у Юрия уже был склад, где он работал уже восемь лет, многих знает. Приехали на окраины Донецка, там, где сейчас идут постоянные обстрелы. Это был наш первый и незабываемый опыт – как эти бабушки к нам сбежались за продукцией, как они были нам рады. Мы брали тогда с собой всё – даже воду, в Донецке всегда с этим были проблемы. Потом мы уже тщательнее продумывали наши поездки, чтобы сделать наши доставки более эффективными. Основным моим помощником здесь стал Николай Павлов – он вообще известен краснодарскому истеблишменту, в том числе и по его работе в Гордуме. Он сразу стал нашим «доброделом», кстати, все с готовностью откликнулись на нашу инициативу. Я уже вспоминала Романа Маслевского – не прошло и выезда, чтобы он не купил нам бронежилетов – а это совсем не дешёвое удовольствие, по 35-40 тысяч. И так мы начали ездить на Донбасс каждый месяц, мы приезжаем на три-четыре дня. У нас даже появился подшефный госпиталь в Горловке, – благодаря, кстати, журналистке Марине Репещук. Она познакомила нас с очень интересной женщиной – Светланой Чиняковой.

Она начинала волонтёром, потом была стрелком, а после ранения стала старшиной медроты. Она буквально живет этим госпиталем – это при том, что Горловку утюжат чуть ли не больше самого Донецка. Они там уже привыкли к этим обстрелам – это мы ещё по привычке вздрагиваем. И мы к ним дорожку протоптали уже основательно – покупаем им генераторы, другие нужные вещи. А потом мы начали возить гуманитарку по только что освобождённым территориям. Вы даже не представляете, как они нам там рады! Я себя там чувствую как дома. Мне кажется даже, что наша Кубань больше украинская, чем тот же Северодонецк. Они все настолько русские люди: вы никогда не услышите, например, слово «ихние», там нет никакой «балачки». И при этом там все бабули – с такой правильной речью, очень ухоженные женщины, несмотря на тяжёлые условия, в которых они живут. И мы поняли, что продуктовые наборы – это, конечно, важно, но не менее важно приезжать сразу после освобождения и понимать, насколько они нам рады. Им хочется с нами обниматься, руки пожать. К этому действительно привыкаешь – я уже настолько прониклась вот этой радостью, что уже без этого не могу. И все остальные «доброделы», что со мной выезжают, чувствуют то же самое. Мы несём им Русский мир – это чувство я ни на что не променяю. И всем, кто здесь ещё сомневается в том, правильно ли Россия сделала, что начала спецоперацию, что не лучше бы «оставить их в покое», я им говорю: «Ребята, мы видели, как нас там принимают, с какими горящими глазами». И когда я приезжаю домой и начинаю всё это рассказывать – сомневающихся становится меньше. И я думаю, что ещё и в этом наша задача, помимо доставки гуманитарной помощи, – объяснять, рассказывать всем, что там происходит.

Раздача гуманитарки в Горском

– Вам кто-то помогает из администрации – города или края?

– Когда мы только начали наши поездки, сработало своего рода сарафанное радио, и к нам начали подключаться и оказывать помощь самые разные люди. В том числе и вице-мэр Краснодара Лилиана Егорова – оказалось, что у неё есть своего рода подопечная из Донбасса. Лилиана Николаевна познакомилась с молодой мамой из Макеевки, у которой есть ребёнок с ДЦП, и организовала сбор – купили инвалидную коляску, специальную кровать и другую помощь. Но она тогда не знала, как всё это передать, – и мы через наших ребят, прилепинцев, всё это организовали. Тогда тоже был интересный момент: когда кровать уже доехала до Донецка, её нужно было перевезти до Макеевки. И тут у ребят погиб товарищ, ополченец – похороны, не до нас, в общем. И я думаю, что неудобно, что человек помогает, а мы затягиваем. В общем, так или иначе, как-то договорились поехать и вот, как раз после того, как они за нами заехали, по той трассе был очередной прилёт. Для меня это был ещё один знак того, что благотворителей бережёт Господь. Мы ещё потом привозили этой семье мебель, другую гуманитарную помощь, в общем, взяли над ними шефство. И я, конечно, рада тому, что наш вице-мэр по социальным вопросам – он социальный во всех смыслах этого слова.

– А как ваша семья реагирует на всё это? Ваш муж, ваши дети – вы ведь мама, ко всему прочему.

– Муж меня поддерживает, хотя и переживает, конечно. Были у нас с ним разговоры на эту тему, и я ему сказала, что я буду ездить, что я уже без этого не смогу. Он, конечно, всегда напряжён: так было в нашей первой поездке на Луганщину, когда я заблудилась там. И он переживал, хотя на самом деле это была чуть ли не самая безопасная наша поездка.

– А какая была самой опасной?

– Ну, наверное, это прилёт в Северодонецке, о котором уже написали все СМИ, – нам, кстати, после этого столько денег переслали, так что мы бойцам двадцать бронежилетов могли купить. У нас два выезда было в Северодонецк – один с артистами, а второй с Первым каналом. И когда колонна остановилась, я там по кусочкам снимаю для монтажа. И я даже не сразу поняла, что был прилёт, – только когда военный, что нас сопровождал, вдруг вжал голову в плечи и явно испугался. Мы сразу кинулись в подъезд, там перестояли – а потом я вижу дым и пламя, начала снимать. Интересно, что я думала только о том, что если мне удастся это заснять, то это разлетится по инету, и мы соберём больше помощи. Нам потом сказали, что целились именно в колонну, – нам ещё повезло, что мы остановились возле дома, в подъезде которого мы прятались.

– А вам приходилось видеть смерть? Мёртвых или раненых людей?

– Раненых я видела уже в больницах и госпиталях, причем уже значительно позже ранений. Видела людей в подъездах с минно-осколочными ранениями – у кого рука, у кого нога. В больнице, опять же Северодонецкой, – это вообще отдельный разговор, в ней осталось два врача – кардиолог и хирург. Причём оба были интерны, совсем ещё мальчишки, которые штопали людей буквально «на коленке». И да, мы видели у них три чёрных мешка – это погибли снабженцы, которые пытались перезапустить генератор, и в этот момент по ним ударили.

– Женщина на войне – это особая история. Вот вы для себя какой-то вывод сделали, что-то переосмыслили в своей собственной прежней жизни?

– Честно говоря, мне стало легче, когда началась эта спецоперация. Все последние годы мне было невероятно сложно соответствовать этим западным критериям. Даже вести эту Сеть – выкладывать фоточки в купальнике, соответствовать новомодным трендам – всё это мне чуждо. И когда всё это, наконец, произошло, я как-то выдохнула и сказала: «Ну, наконец-то». Я понимаю, конечно, что это война, что чревато последствиями…

– Но это и обновление.

– Да. Мне, как дочери историков, понятны эти вещи, я знаю, что по-другому было никак. Мне реально полегчало, потому что я не прозападная, я совершенно русская женщина. Мне намного приятнее писать в тех же соцсетях посты про бабушку, про пожилую соседку, чем рассказывать, как я отдыхаю с бокалом шампанского и устрицами. Устала я от этого, понимаете? И от заграницы я устала – я ведь и ездила туда потому, что «так принято». Мол, если есть деньги – ну, и летим куда-то. Дети у меня ту же Турцию видели много раз. И как-то не было понятно, ради чего это всё? Ради имиджа, красивой картинки, чтобы кто-то позавидовал? И поэтому, когда всё это произошло, мне стало легче. Я поняла, что теперь можно быть какой-то настоящей, что ли. И сейчас если передо мной встанет выбор – полететь отдыхать или поехать в Луганск, то я выберу второе. Даже на море я детей повезу уже больше по настоянию мужа, для «галочки», нежели потому, что мне этого действительно хочется. Люди вообще изменились – как-то больше в них стало патриотизма. То, что прививалось с детства, на чём я воспитывалась, вдруг нашло свой выход. А что касается «женщины на войне» – ну, я же всё-таки там не воюю. Я несу миссию взаимопонимания, спасения. Когда в Северодонецке, в той же больнице, один дедушка вышел и спрашивает, откуда мы. Мы ответили, что из Краснодара, он спросил: «А вы как к этому всему относитесь? Вы нам рады?». Я, честно говоря, даже не нашла сразу, что ответить. У нас тут, наоборот, переживают некоторые, что нам там могут быть не рады, что мы «пришли на их землю», а тут оказывается, что это они переживают – ждём ли мы их? Я говорю: «Вы что, а что бы я тут делала? Конечно ждут. Конечно же!». И знакомство с этим Юрой-бессребреником – он и его семья – это какие-то особенные люди, которые себя полностью отдают.

– В ближайшее время Вы планируете поездку?

– Да, 26 июля. Поедем в ЛНР, тоже на освобожденные территории – надеюсь, что к этому времени их будет намного больше. Обсудим с военными, куда уже можно ехать, чтобы не получилось, как под Лисичанском, где мы заблудились и чуть не выехали в аккурат к месту боев. А у меня была корочка помощника депутата Госдумы – там наших депутатов уважают. И мы ехали тогда с Первым каналом, на блокпосте я показала эту корочку, и нам махнули рукой, мол, проезжайте. Но он махнул прямо, вот мы прямо и поехали, а нужно было повернуть. Когда мы поняли, что едем на Лисичанск, то начали спешно искать объездную дорогу. И приехали в Северодонецк, к тому самому заводу «Азоту», где тоже незадолго до этого шли бои, и там осталось немало мин. Обрадовались этому «Азоту», как родному, – иначе мы заехали бы совсем не туда, и эта депутатская корочка только увеличила бы количество пуль в моём теле. Но ничего – мы и там раздали гуманитарную помощь, всё пригодилось. Видимо, не зря Господь привёл именно туда.

Северодонецк встретил необычной радугой

– Вы верующий человек?

– Да, я русский православный человек, пусть и не воцерковлённый. Мне очень нравится эта вера – что можно сначала натворить дел, а потом покаяться, и тебе всё простят.

– Можете назвать самую запомнившуюся встречу на Донбассе?

– Вы знаете, когда я приезжаю, мне эти люди, с которыми я встречаюсь, снятся прямо калейдоскопом. Во сне мы продолжаем ездить по этим дорогам, раздавать гуманитарную помощь. Но если говорить о человеке, который вот прямо остался у меня в голове, – это диалог со штурмовиком из батальона «Призрак». Они все очень худенькие – там даже взрослые худые, а молодые вообще мальчишками выглядят, так что я порой их путаю с детьми. Ну, этот был, правда в  снаряжении, так что я его сразу признала. Мы разговорились и я спрашиваю: «А ты на море-то хоть раз был»? Он отвечает: «Нет». Я его приглашаю – мол, приезжай к нам, всё можем устроить. Накормим, напоим, на море свозим. А он смеётся и говорит: «Ань, я первый в штурмовой группе, какое море? Из тех, кто со мной начинал, уже 90 процентов нет в живых. Так что отдохни там за меня». И эта фраза меня ошеломила. Он это говорит так буднично, что видно, что у него нет страха – это для него такая норма. Я-то ещё с собой параллель провожу – я все эти восемь лет провела совсем по-другому – у меня была фаза активного развития бизнеса. Я знала, конечно, что там происходит, и даже когда видела в соцсетях про отправку гумпомощи, я что-то отправляла, но в целом я занималась саморазвитием. Наверное, мне это дали отсрочку, чтобы я прочно встала на ноги и могла себе позволить сейчас помогать, тратить свои деньги и время. А ведь они все эти восемь лет жили совсем в другом мире – вот, буквально в 500 километрах от нас с вами! А он ведь не знает уже другой жизни, кроме войны, и теперь он совершенно буднично говорит мне, что будет воевать дальше и после освобождения Донбасса. «Куда скажут, туда и пойдём».

Штурмовики батальона Призрак и волонтеры «Добро и Дело»

– Слёзы часто на глаза наворачиваются от того, что там видите?

– Честно говоря, там некогда плакать. Когда люди выходят из подвалов, подъездов – первое, что нужно сделать, – это найти старшего, подсчитать количество людей, распределить пакеты. Хорошо, когда люди в доме уже подсчитаны и всё учтено, – в Северодонецке, например, это хорошо организовано, – а есть ведь ещё и те, кто не успел сорганизоваться. Особенно если старики, с ними трудно. И мы всех организовывали в кучу, назначали старшего и начинали раздачу. Помню случай, когда мы приехали в Северодонецк, там была мама с малышом, которому мы искали памперсы, ещё и не сразу нашли по размеру. И я бегу за другими памперсами к машине – жарко, каска, броник, воронки от взрывов. И я бегу по этим воронкам, каждый миг ожидаю нового прилета и думаю: «Нет, Господь не допустит, чтобы я не принесла памперсы этому малому». А вот когда уже всё организовали, тогда, конечно, можно и всплакнуть.

– Большое спасибо Вам за откровенный разговор. Пусть Господь хранит Вас и ваших коллег – «доброделов» на всех ваших путях и перепутьях!