Не так давно на очередном заседании Законодательного собрания Краснодарского края заслушивалось постановление «О ходе выполнения Концепции государственной политики Краснодарского края по отношению к казачеству». Сделанные депутатами выводы основывались
1621
Не так давно на очередном заседании Законодательного собрания Краснодарского края заслушивалось постановление "О ходе выполнения Концепции государственной политики Краснодарского края по отношению к казачеству". Сделанные депутатами выводы основывались на информации, полученной от директора департамента по делам казачества и работе с военнослужащими Александра Краснова, как раз и рассказывавшего о ходе выполнения данной концепции.
В частности, из полученной информации очевидно, что денег на "осуществление государственной политики в отношении казачества" не жалеют и финансирование в рамках "ведомственной целевой поддержки" растет буквально с каждым годом: в 2011 году на мероприятия программы израсходовано 76 миллионов рублей, в 2012 почти 260 миллионов, а за 8 месяцев 2013 – уже 413 миллионов с хвостиком. И, разумеется, ни у кого не вызвало сомнения, что денежные средства, выделенные в рамках программы, "осваиваются своевременно и по назначению".
Посмотрим же, по какому такому назначению идут выделенные средства. В постановлении отдельно отмечается, что "Положения концепции в отношении кубанского казачества предусматривают не только возможность несения государственной и иной службы, но и возрождение самобытной культуры, формирование этнического самосознания казаков".
– Внесение подобного положения в краевую концепцию – это шаг вперёд, по сравнению с концепцией федеральной, – считает депутат Законодательного собрания атаман Кубанского казачьего войска в 1990-2007 годах Владимир Громов, – там об этнокультурном возрождении не говорится ничего, там только служба и еще раз служба. А ведь главное в возрождении казачества – это возрождение его самосознания как народа.
Тем не менее, в расписанном на несколько страниц постановлении огромное внимание уделено преимущественно казачьей службе в различных ее аспектах: пограничная, охранная, природоохранная, "служба в почетном карауле у памятника Екатерине и Кубанскому казачеству", участие в казачьих дружинах и так далее, и тому подобное.
Что записывают в это самое этнокультурное возрождение? Разного рода "поминовения", так или иначе ориентированные на подчеркиванье важности несения службы, как главного аспекта казачьей деятельности. Что же касается "возрождения казачества", встречи глав районов с атаманами, вхождение и избрание представителей казачества "в органы законодательной и исполнительной власти", то это может считаться лишь "очиновливанием" казачества, но никак не возрождением каких-либо традиций. Примеров хватает.
Относительно же сохранения этнических традиций, то с некоторой натяжкой на это можно отнести функционирование разного рода "казачьих фольклорных фестивалей". Достаточно ли этого для сохранения "казачьей идентичности"?
– Конечно, нет, – считает Владимир Громов, – все эти ансамбли не носители, а потребители казачьей культуры. Казачья идентичность должна закладываться в семье, через воспитание подрастающего поколения в рамках казачьих ценностей, казачьих традиций, а вот этого как раз и не происходит. Старшее поколение казаков зачастую не передает эти традиции своим потомкам и, если ситуация не изменится в ближайшее время, в чем я сильно сомневаюсь, те, кто еще хранит казачьи традиции, казачью идентичность, просто вымрут как мамонты, не оставив преемников.
В свете всего вышесказанного решение Законодательного собрания – признать положительной "работу государственных органов по выполнению положений Концепции и оказании помощи казачьим обществам в становлении и развитии исторической этнокультурной социальной общности, казачества", как минимум, является преувеличенным.
