1934
Интервью с Иваном Аполлоновым — сыном скульптора Александра Аполлонова, заслуженного художника России, члена-корреспондента Российской Академии художеств
НГК: Иван Александрович, как давно мастерская вашего отца переехала на улицу Рашпилевскую? Почему пришлось перенести ее на новое место?
И.АПОЛЛОНОВ: Чтобы переезд состоялся, пришлось дойти до самого губернатора Вениамина Ивановича Кондратьева. Произошло это в 2020 году, в то самое время, когда начиналась пандемия. Мастерские принадлежат городу, у города их арендует Краснодарское краевое отделение Союза художников России, членом которого был мой отец. Срок аренды прежней мастерской истекал, город пришел к выводу, что помещение нужно забрать. Ну, взамен, правда, выдали вот это.
НГК: Все работы Александра Аполлонова удалось перевезти на новое место?
И.АПОЛЛОНОВ: Всё, что там было, перевезли. Проблема в том, что самые лучшие произведения отца, а их больше 250, пропали бесследно. Их украли. Я пытаюсь восстанавливать их по отцовским литейным формам.
НГК: Восстанавливаете своими руками?
И.АПОЛЛОНОВ: Нет, восстановлением занимаются профессиональные форматоры и литейщики. Все это работа техническая, трудоемкая, и стоит она немалых денег: готовится каркас, заливается гипсом, обрабатываются швы и так далее.
НГК: А чем вы, Иван Александрович, зарабатываете на жизнь и на то, чтобы восстановить утраченные работы отца?
И.АПОЛЛОНОВ: Я являюсь профессором КубГТУ, доктором философских наук, преподаю в Кубанском государственном технологическом университете.
НГК: А кто это с крестом? Какая мощная энергетика у этой работы!
И.АПОЛЛОНОВ: С крестом — это князь Владимир. Это проект памятника, который установили около Кремля за Александровским садом. Был конкурс, и отец в нем участвовал, но победил скульптор Салават Щербаков. Это была глиняная модель, я ее перевел в гипс. Потому что пластилин и глина быстро разрушаются. А в гипсе это сохранится надолго. Такая моя миссия — спасать и восстанавливать наследие отца.
НГК: Отец учил вас с братом скульптуре?
И.АПОЛЛОНОВ: К сожалению, я не очень прилежно учился у него, сейчас очень об этом жалею. Вот эту мемориальную доску художнице Надежде Калугиной, с которой был очень дружен отец, пытаемся доделать с его учениками. Долгое время Надежда Павловна Калугина была председателем краевого отделения Союза художников.Ее дети вроде добились разрешения на установление мемориальной доски на доме, в котором проживала Калугина, жильцы согласны с тем, что доска должна быть открыта. Но все в финансы упирается, к сожалению. Цены на расходные материалы, бронзу в последнее время сильно выросли.
НГК: Вы называете эту мастерскую «мемориальной». Это ее официальное название или пока только планы таковой ее сделать?
И.АПОЛЛОНОВ: Если вы бывали у отца в мастерской на улице Фрунзе, 75, то заметили, наверно, что я постарался максимально воссоздать на новом месте обстановку и дух той мастерской, в которой отец проработал с 1980 года — около сорока лет. Вот эти стеллажи под потолок аутентичные, сделаны из досок прежней мастерской. Книжные полки те же, библиотека, которую отец собирал всю жизнь, перевезена полностью. Ну книги не так стоят, как при жизни отца, и скульптуры тоже. Все, что вы здесь видите, принадлежало моему отцу. Тот же стол и даже кружка, из которой отец любил пить чай. Здесь практически все аутентично.
НГК: Мемориальная мастерская — это как музей. А здесь, я вижу, идет активная работа. Вот эта свежая фигура памятника в глине — ваша?
И.АПОЛЛОНОВ: Эта мастерская тоже принадлежит городу. И хотя я не являюсь членом Союза художников, но я как ответственный наследник отца отвечаю за мастерскую. «Мемориальная мастерская» — неофициальный статус, хотя здесь максимально воссоздана обстановка, которая была на Фрунзе, 75. Но с другой стороны, жизнь идет, и поскольку мастерскую арендует Союз художников, а скульптурного цеха, к сожалению, сейчас нет, то его друзья и коллеги иногда выполняют заказы в этом помещении. Замечательный скульптор Алан Петрович Карнаев сейчас здесь делает скульптуру атамана Михаила Бабыча. С Аланом Петровичем отец дружил еще с детства. Здесь реставрировалась, а фактически воссоздавалась скульптура Ленина для станицы Бриньковской. Много можно приводить таких примеров. Сюда частенько приходят коллеги отца, его ученики, друзья, заходят искусствоведы, краеведы, студенты худграфа.
НГК: Вы сказали, что 250 бесследно исчезнувших работ до сих пор находятся в розыске. Кем было подано заявление о хищении?
И.АПОЛЛОНОВ: Заявление о хищении работ было подано отцом еще при его жизни, было возбуждено в 2018 году уголовное дело, но, к сожалению, оно так и не доведено до конца, хотя и не закрыто. Пару раз сроки продлевали по этому делу, но это кроме затрат денег на юриста ничего нам не дало. Я давал показания, приводил свидетелей. Дело в том, что работы, которые были похищены, находились дома у отца. После работы над памятником Екатерине он смог купить дом на улице Постовой. Там он жил с гражданской женой, на которую, собственно, он дом и записал. Эта женщина — Вера Гаврилова — поменяла замки в доме, поставила сигнализацию, и отец туда не мог проникнуть. У отца был список украденных работ, его рукой были написаны даже три варианта списка, потому что он сразу всё не мог точно вспомнить. Это были его лучшие работы! Это было, в общем-то, отцовское качество, именно выставочные образцы. То, что здесь сейчас находится, скорее черновики или его незаконченные работы. Либо то, что он считал неудачными работами. То есть то, что он не собирался выставлять, за очень небольшим исключением.
НГК: Вы не единственный сын у Александра Алексеевича, ваш брат отказался от творческого наследия отца в вашу пользу?
И.АПОЛЛОНОВ: У нас оформлен официальный нотариальный документ о праве наследования авторских прав. Исключительное право наследования авторских прав принадлежит нам с братом. Правда, брат отошел от этих всех проблем, он на меня доверенность написал, и теперь я могу распоряжаться от его имени.
НГК: В разгар скандала с администрацией Краснодарского края вокруг памятника Екатерине Александр Аполлонов пришел в редакцию «Новой газеты Кубани» с адвокатом К. и сказал, что вынужден передать свои авторские права на все памятники в Краснодарском крае, им сделанные, некой английской фирме. Он это действительно сделал?
И.АПОЛЛОНОВ: Да, он так и сделал. Мы с адвокатом отца говорили, но так и не смогли выйти на эту фирму, ещё до СВО. Возможно, фирма потеряла интерес к этому делу, потому что никаких дивидендов она не получала. Во всяком случае, в рамках российского законодательства мы являемся полноправными и единственными наследниками авторских прав на все работы отца и его творческое наследие.
НГК: Наверняка у вас уже есть планы на то, как распорядиться наследием отца? Хотя бы тем, что от него осталось?
И.АПОЛЛОНОВ: Ну я так не загадываю на конечную цель. Была идея сделать на Фрунзе, 75 дом-музей, мастерскую-музей. Вроде как заинтересовались этой идеей поначалу бывший мэр и губернатор. Мэр даже дал распоряжение, Первышов тогда ещё был. Всё это закрутилось, но потом, когда срок аренды прошёл, все переиграли. Сказали мне, что вроде как соседи не хотели. А мастерская-музей там никому не помешала бы. Он тихий. Тише, чем рабочая мастерская, во всяком случае. У меня предположение, что кому-то это помещение приглянулось. Мне и в департаменте собственности города Краснодара говорили, что на это помещение нашелся покупатель, городу нужны деньги, есть помещения, на которые нет покупателей. Здесь — это воссозданный дух, что, конечно, не совсем то. А там это было буквально до мурашек, заходишь — и все ощущения разом нахлынут! Один чиновник мне сказал, что отказали, чтобы не было городу стыдно того, что большой мастер работал в таких стесненных условиях. Мало ли, дом музей Бродского или Ахматовой — это же тоже не дворцы.
НГК: Обычно наследники спешат продать стоящие работы на аукционах.
И.АПОЛЛОНОВ: Нет, ни я ни брат не собираемся продавать. Максимум, что мы можем продавать, это копии работ. Такой вариант может быть. Это вполне нормально, законно. Но сейчас цены на бронзу настолько высокие, что покупатели, не думаю, что найдутся. Аутентичные работы я, естественно, продавать не собираюсь. Хочется, чтобы работы люди видели, чтобы они выставлялись в музеях, в выставочных залах. Вот недавно прошла выставка в галерее «Сантал». Кстати сказать, сюда заходят городские экскурсии, у людей неподдельный интерес к творчеству отца.
НГК: У вас наверняка сохранилось много личных вещей отца, которые могли бы в музее быть.
И.АПОЛЛОНОВ: Музей скульптора Аполлонова… Была бы мемориальная мастерская, там всё это было бы. Часть вещей, примерно 50 личных вещей, инструментов, несколько работ я передал в историко-краеведческий музей Фелицына. Марина Юрьевна Смертина как главный хранитель проявила интерес. У нас с ней дружеские отношения. Она пришла, спросила: как ты к этому относишься? Я сказал: «Замечательно к этому отношусь». И она собрала комплекс Аполлонова. То есть он в фондах есть. Там всё, вплоть до рубашки, кепки, штанов в гипсе, заляпанных рабочих инструментов. В общем, там... фотографии, рисунки, его наброски в карандаше. Разгребать и разгребать архив отца предстоит — это целое дело.
НГК: Вы собираетесь архив отца передать в Государственный архив Краснодарского края?
И.АПОЛЛОНОВ: Пока нет. Потому что я сам активно занимаюсь исследованием, подавал несколько заявок на гранты. Чисто по отцу гранты не прошли. Вот я и в этом году в Кубанский научный фонд подавал, и до этого. Не знаю, почему не получилось. Странно. Чем же не тема-то? Там смысл исследовательский, касающийся личности и творчества Александра Аполлонова. Именно с научной точки зрения, искусствоведческой, культурологической, философской. Но я выиграл несколько грантов, близких по тематике. В рамках одного из них я как раз каталог издал. То есть я выиграл грант Российского научного фонда в Москве, но региональные проекты финансово должен поддерживать Кубанский научный фонд. Исследование называется «Культурный код позднесоветской эпохи в произведениях кубанских художников». Вот в рамках этого проекта я занимаюсь исследованием отца. Ну, не только я, у нас коллектив большой, и мы работаем еще и над другим проектом — «Культурный код города. Визуальный аспект». Там тоже по памятникам отца как раз исследования проводятся. Поэтому я в ГАКК не особо тороплюсь отдавать, хочу сам с этим разобраться . Культурный код города — это большой грант. Его возглавляет моя супруга, Оксана Роальдовна Тучина. Он больше в сторону социальной психологии направлен.
НГК: Прекрасно, что творчество Александра Аполлонова изучают на научном уровне. Нашим читателям было бы интересно узнать еще, каким в быту был Александр Аполлонов, каким отцом он был? Что особенно запомнилось вам из вашего детства?
И.АПОЛЛОНОВ: Это очень сложный вопрос.
НГК: Вы ведёте с ним внутренний диалог?
И.АПОЛЛОНОВ: Я, конечно, философ… Когда родители уходят из жизни, то начинается диалог этот. Вот пытаюсь лепить незаконченные работы отца, может тем самым и веду диалог. Написал ряд статей по его творчеству. Пытаюсь осмыслить, проникнуть в его идеи, которые он пытался выразить.
НГК: А какие главные идеи, на ваш взгляд, исповедовал отец? В чём, по-вашему, особенность этой личности в искусстве?
И.АПОЛЛОНОВ: Очень многогранный, искренний и правдивый. Во-первых, он очень ценил профессиональное мастерство и классическую школу академической лепки. В 70—80-е годы он очень увлекался, искал себя как мастер. Увлекался не французскими, а итальянскими скульпторами: Марино Марини, Джакомо Манцу. Там прямо цитирования были у него в работах. И в то же время он Суриковский институт окончил. А там мощная академическая школа именно отечественного реализма. Он всегда выписывал горы журналов, в том числе и «Мювесет». В 90-е годы он всё больше и больше склонялся именно к классическому академизму. Хотя порой он экспериментировал с чистыми формами. Вот, например, эта работа, это 1980 год. Совершенно нетипичная вроде бы для Аполлонова. Но он себя искал по-разному. Тут еще какие-то его ранние работы я разыскал. Но он их не сильно берег. Вон там, на верхней полке из шариков девочка — сугубо формалистическая работа. А это бабушка моя, его мама. Потом он как-то это все сумел в себе переварить и соединить с академической классикой. Но академическая классика, она же не скучная, это целая вселенная. Не просто слепить похоже. Нужно выразить мысль, вложить идею. Николай II — одна идея. Гоголь — это просто космический портрет, на мой взгляд. Если женские образы брать, то… отец любил такой кубанский формат, что ли. То есть момент выхода в классику после таких вот экспериментов, это уже зрелый, осознанный выбор. И он в классическую манеру привнес очень много философского.
НГК: А родители Александра Аполлонова, бабушка и дедушка ваши, они кем были?
И.АПОЛЛОНОВ: Бабушка и дедушка были геологи. Дедушка — ветеран, в 1941 году пошел добровольцем на фронт, хотя у него была броня. Дедушка умер в 1999 году, ему было 82, когда отцу было уже 52 года. Отец к тому времени был уже известный, состоявшийся, успешный, никто его возраст ему не давал, хотя у него был уже инфаркт. А умер он, не дожив до 70 лет. До последнего дня фонтанировал энергией и идеями. Мастерская у него была крошечная, а сам он крупный, порывистый. И хотя я меньше отца, постоянно что-то задевал в мастерской и удивлялся, как он ловко в ней лавирует. Он там просто с закрытыми глазами мог ходить!
НГК: Строгий был отец?
И.АПОЛЛОНОВ: Поскольку он работал с утра до ночи, я его фактически не видел. То есть я общался с ним только летом, когда к нему в мастерскую ходил.
НГК: А духовная близость была между вами? Когда вы повзрослели, какие наставления вам давал отец?
И.АПОЛЛОНОВ: Да, близость у нас была, еще когда я был очень маленький. А в чем это выражалось? Большой авторитет. Но в то же время авторитет не подавляющий. То есть авторитет, который уважаешь, но с которым хочется спорить. Мне кажется, он вообще не из тех, кто подавляет, а наоборот, развивает. Он очень хотел, чтобы я стал скульптором, и считал, что для этого были предпосылки. Всячески пытался их во мне развить. Но когда я пошёл в другую сторону, он не стал меня на аркане тянуть. Другой сын — мой брат — пошёл в композиторы. Он не диктовал, но он своим примером скорее воспитывал, он был из шестидесятников, у него выходных не было, отпусков не было. Если он куда-то уезжал, он всё равно работал: в музеи ходил, фотографировал, систематизировал. Вот его альбом «Глаза», альбом «Кисти рук», альбом «Лошади».
НГК: Можно ли сказать, что ваш известный и талантливый отец стал богатым человеком?
И.АПОЛЛОНОВ: Духовно богатым. Если про деньги, то бедным он никогда не был. Но только после памятника Екатерине смог купить себе дом. Он ездил за границу, не отказывал себе в маленьких пацанских радостях.
НГК: В бизнес не вкладывал?
И.АПОЛЛОНОВ: Нет, у него не было бизнеса, он вкладывал все средства в бронзу, сейчас это аховые цены, вкладывал в книги. Он был книголюб просто патологический. У него три библиотеки пропало. Мимо книг пройти не мог. Книги были по живописи, по скульптуре, в том числе и художественная литература. Он очень болел и современными писателями и классиками. У него были периоды, когда он Достоевского, Толстого запоем читал.
НГК: Обсуждали какие-то произведения с отцом?
И.АПОЛЛОНОВ: Обсуждали, конечно. Не так чтоб сильно обсуждали, а вот так, слово за слово… Отец наставлял меня: «Главное — будь профессионалом, не предавай профессию, а деньги придут». Ну, в принципе, так и получилось. Если не предашь профессию, то рано или поздно она тебя прокормит, какая бы она ни была.
НГК: А кто входил в ближний круг друзей отца? Оказывают ли эти люди вам помощь в работе по увековечению памяти Александра Аполлонова?
И.АПОЛЛОНОВ: Была дружба у отца и профессиональная, и личностная, и всякая другая. С друзьями они в походы ходили вместе, вместе праздновали, спорили, дрались даже! В общем, такая была активная дружба. Но потом как-то эта распалась компания, а Тропицын даже на похороны не приехал, они разругались с отцом в доску. Когда встал вопрос о надгробии, Славик Коваленко, он сам на меня вышел, предложил сделать надгробие, ни копейки не взял за работу.
НГК: Завистники у отца были?
И.АПОЛЛОНОВ: Полно, конечно. Знаете, мертвый лев не кусается, сейчас-то что завидовать?!
НГК: Договор на эту мастерскую у вас закончился три года назад, Вы не боитесь, что вас со скульптурами отца могут попросить на выход?
И.АПОЛЛОНОВ: Пока в этом плане ничего такого не грозит. Городу скульптурная мастерская ничего не стоит. Будете выходить, посмотрите — рядом точно такой же подвал, но туда заходить страшно, крысы живут. А тут всё под контролем, плюс мы сдаем каждый год по работе в подарочный фонд.
НГК: Вы расплачиваетесь за мастерскую работами отца?
И.АПОЛЛОНОВ: Об этом речь не идёт. Идёт речь о том, чтобы купить картины у других художников и их отдать. Но пока я отбиваюсь тем, что дарю в музей работы отца. Вот в музей Коваленко, в музей Фелицына подарил, в Майкоп тоже подарил, там филиал музея Востока. В дальнейшем я, честно говоря, не знаю. Попытка сделать мемориальный музей и мастерскую пока не удалась. Не удалась, значит, городу не надо.
НГК: Может попытаться сделать в городе полноценный музей Александра Аполлонова?
И. АПОЛЛОНОВ: Для музея, понимаете, работ-то нет выставочных. Когда речь шла о музее-мастерской, мне говорили: «Давайте сделаем музей современного искусства на Кубани. И там Аполлонов будет в качестве главной фигуры». В 2020 году говорили, что скоро такой музей в крае будет. В общем, когда будут какие-то реальные предложения, будем думать. А пока, дай Бог, хотя бы этот статус-кво сохранить. На открытое хранение вполне можно передать работы отца. Я передавал на открытое хранение музею Коваленко все бронзовые работы.
НГК: Поясните, пожалуйста, термин «открытое хранение».
И.АПОЛЛОНОВ: Открытое хранение, это когда я остаюсь владельцем, но даю возможность музею выставлять работы, и я могу их по своему усмотрению вернуть. В музее Коваленко была коллекция отца, там 20 работ очень хороших было. Директором там была в этот момент Юлия Солошенко, она под отца выделила помещение. Там мансардочка есть на втором этаже, где и была выставка отца. Потом, после того как Солошенко перестала быть директором, экспозицию отца сняли. И вот то, что я дал на открытое хранение, лежало по шкафам где-то. Ну, я подумал: а зачем, если оно не выставляется? Поэтому я с открытого хранения снял все работы и из них выставку сделал.
НГК: Когда последний раз работы отца экспонировали?
И.АПОЛЛОНОВ: К 75-летию отца, в 2022 году, сделали большую юбилейную выставку в музее Коваленко.
НГК: То есть вы вернули из музея Коваленко работы отца себе?
И.АПОЛЛОНОВ: Я вернул, да, сейчас они у меня. Галерея « Сантал» делала выставку работ отца. Ещё какие-нибудь предложения будут. Я в этом плане мобильный, ни от кого не завишу. И если будет действительно музей хороший, с постоянной экспозицией, конечно, я на открытое хранение дам. Всё, что... Ну, всё не всё… Потому что еще тут такой момент, что я не олигарх, я профессор, который живет на ставку и взяток не берет. Единственное, что гранты выигрываю, это копеечка больше, чем у обычных профессоров, но она все равно копеечка. И я еще раз повторяю: чтобы отлить бронзу, ну, я вложил, наверное, больше миллиона во всё это дело. Поэтому как-то вот так вот взять и отдавать не готов пока. Но на открытое хранение — да.
НГК: Известный факт, что памятник Екатерине Александр Аполлонов не успел закончить. Уточните, пожалуйста, что именно он не доделал в этом памятнике?
И.АПОЛЛОНОВ: Два орла на фонарях и картуш с южной стороны памятника отсутствуют. Если помните, там три фонаря, на одном фонаре есть золотой орёл, на двух — нет. Потому-то теперь там, где атаманы, под ними пустой постамент. Там картуш предполагался, со слов отца. Он мне говорил, что они отлиты и находятся в Ростове у литейщика Валерия Петровича Тарасенко. Литейщик от дела отошел еще при жизни отца. Отец говорил, что он где-то их хранил на складе и что эти элементы им оплачены. Но литейщик умер. После того как отец погиб, на нас министерство культуры края подало в суд по этим трем предметам на 12 миллионов. Мы были в ужасе! Ну правда нам сказали, что это чистая формальность, так и случилось. Дело разрешилось в нашу пользу. А вообще мы благодарны Виктории Юрьевне Лапиной за помощь, она на свои плечи взяла все хлопоты с похоронами, и всё прошло на высшем уровне. Министерство организовало посмертную выставку работ отца мгновенно.
НГК: У вас не возникало желания найти у наследников литейщика недостающие элементы памятника Екатерины и завершить тем самым композицию?
И.АПОЛЛОНОВ: Я думаю, этим должно заняться министерство культуры края, ведь памятник краевого значения, это должна быть инициатива из администрации края. У меня ни времени, ни денег на это нет. Да и потом, я ж не пойду прикручивать к памятнику орла?! Если нет у заказчика — министерства культуры — к этому интереса, то ради Бога, мне есть чем заняться.
НГК: Уточните, пожалуйста, какой именно на сегодняшний день наиболее полный каталог работ Александра Аполлонова?
И.АПОЛЛОНОВ: Я над этим работаю.
НГК: Примерно, когда можем ждать издание?
И. АПОЛЛОНОВ: Это будет и о жизни отца, и искусствоведческое исследование его творчества, и биографический, и культурологический, и философский аспекты. Там всё это будет в сплаве. Вообще про художников мало кто пишет, они не публичные люди, даже про таких, как мой отец.
НГК: Ходят байки, что под конём в причинном месте (Ред. — памятник казаку перед администрацией края.) автор написал что-то вроде памфлета?
И.АПОЛЛОНОВ: Байки, сразу говорю — байки. Плохие слова в адрес там… Разглядывали уже специально. По-моему, чуть ли не сам отец эту байку и пустил специально в разгар конфликта с властью.
НГК: Вот уже и легенды складываются вокруг имени Александра Аполлонова. Есть масштаб личности — будут и легенды, это закономерно. Спасибо вам за честный разговор.
Галина Ташматова
