Детство моё постой… Я еще не готов!

Мне безумно повезло в жизни. Я родился и вырос у бабушки с дедушкой в уральском Ильменском заповеднике. Сейчас я понимаю, что  тогда я был самый счастливый мальчик на свете, но не  знал еще, что такое счастье. Сейчас знаю.

Просто хочется поделиться фрагментом из детства, описанном в отрывке из моего приключенческого романа «Уход деда Ефима», который, как все и всегда, написал я по личным воспоминаниям. Сюжет романа допридуман, характер героя сохранен.

Трудно не спрятать в нем себя. Мы все родом из детства. Я в романе – Фима.

Наше детство – это наше счастье

У бабы Маши было несколько причуд, к которым Фима никак не мог привыкнуть. Некоторые из них были совсем безобидными, а к некоторым нужно было быть настороже. Она, например, регулярно забывала собирать в курятнике яйца, а на следующий день искренно поражалась способностям  куриц нести по два яйца в день. Курицы чувствовали себя в хозяйстве совершенно счастливыми по двум причинам.  Во-первых, их через день хвалили, а во-вторых, они  жили вольготно. С утра уходили в окружающий дом сосновый лес и возвращались вечером. Причём приходили в том состоянии, которое буквально называется  «как сонные курицы».  До своих гнёзд в курятнике под домом они шли с остановками, как пьяные биндюжники из трактира.  По дороге домой периодически отдыхали в разных местах двора, норовя заснуть. Приваливались к забору, ножкам стола во дворе, бочке с  навозом, в которой Фимка копал червяков для рыбалки. Они бы и спали там, если бы не петух. Петька хоть и был ленивым, но всё же собирал своих загулявших «баб» со всего двора и гнал под дом.

Первое место в  дворовом чемпионате по лени оставалось за сучкой Мартой. Все годы, которые Фима  в детстве прожил у бабушки, собака так же, как и баба Маша,  была в одном и том же возрасте - старости. В отличие от куриц, она должна  была жить возле будки на привязи, и была этому рада. В её обязанности входило - предупреждать лаем о приближении к дому посторонних. В заповеднике, где было  кордонное хозяйство, это случалось так редко, что Марта приближению случайных прохожих сначала дико удивлялась, потом долго вспоминала, что нужно гавкать, но плохо помнила, как это вообще делается. Прокашливалась, примеривалась и издавала что-то похожее на лай, а точнее на старческий кашель. Впрочем, это не подвигало её на вставание со своей лежки возле будки. Второй  частью ее работы было  отгонять куриц, норовивших заснуть или на самой Марте, или залезть в её будку, дабы не идти ещё целых двадцать метров до ненавистного курятника.

Баба Маша среди всего этого буйства неги никогда по двору пешком не ходила. Она бегала. Её хлопоты были настолько причинно-многочисленны, что вечером оказывалось, что она ничего из намеченного сделать не успевала. Впрочем, её неуемная работоспособность позволяла регулярно забывать, что нужно иногда готовить поесть.

Деда Фёдор уходил с рассветом и приходил в сумерках, поэтому претензий к своей жене не имел. Вечером выдирал на огороде пучок лука, доставал из подпола сало, отрезал треть каравая хлеба и съедал это всё за столом под кустом калины во дворе. Сопровождал он свой пир хорошим жбаном бражки.

Фимка  жил своей жизнью и обеспечивал себя едой сам. Рыбой кормило распластавшееся среди гор озеро, в заповедных лесах вокруг вырастало множество грибов. Ответ на вопрос, как прожить на пенсию в 12 рублей в месяц имел  естественное решение: живите за счёт леса!  У бабушки Маши этих вопросов не было. Грибов было много. Любителей грибного супа тоже. Фимкиных сушёных  к зиме грибов набиралось  по тридцать и больше чулков. Невестки  привозили свои пришедшие в негодность чулки,  бабушка их штопала. Лучше, чем женские чулки, ничего для хранения сушёных грибов нет. Картошкой обеспечивал огород . Хлеб баба Маша пекла раз в неделю. Запасы  муки всегда лежали в прохладном помещении «графской», Так называлась летняя пристройка, где ночевали Фима и дед.

Из опасных для здоровья окружающих привычек бабы Маши было забывание на столе во дворе миски с мёдом. Утром под кустом калины собирался немыслимый рой пчёл, которые даже проход мимо стола в клозет воспринимали, как посягательство на свою халявную собственность и безжалостно атаковали Фиму уже при выходе из «графской». В таких случаях ему приходилось  делать прорыв через двор к калитке, переходящий в стремительный пробег до озера.  Пчёлы где-то на середине пути отставали, грозили  Ефиму  своими маленькими кулачками и гордо возвращались к праздничному столу. 

На озере у него была своя небольшая лодка. Иногда он на ней уходил на другой берег озера, где были вообще нехоженые, запретные для людей места.

Ильменский заповедник имел статус запрета для посещения даже грибников. Наступала любимая Фимой пора засолок, он привозил оттуда полную лодку груздей. Бабушка откладывала свои ненужные никому дела и включалась в грибную путину.  Фима терпеть не мог мыть и чистить грузди и благоразумно уходил на лодке за очередной порцией грибов. Бабушка не возражала. Когда бочка становилась полная, дед накрывал её подогнанным камнем-кругляком и придавливал немыслимо тяжёлой глыбой  гранита. Ефим её и зимой поднять не мог, поэтому любимые грузди ел только в дни приезда гостей  вместе с ними. В такие дни перепадало даже мясо, которое привозили гости.

В сельской школе,  километрах в шести  от кордона, учились три десятка учеников. Потом Фима узнал, что нормальные школьники  в городах собирают марки и спичечные этикетки, значки и старинные монеты. В его же школе все собирали полудрагоценные камни.  Недра в лесах и горах уральского заповедника  были нашпигованы полудрагоценными  камнями, названия и ценности которых местные школьники не знали. Друзы горного хрусталя кучей лежали у Ефима на хоздворе. В сарайке стояли ящики с кусками малахита. Отдельно были красивые цветные камушки разного цвета и размеров. Малахит в школе не котировался. А камушками меняли между собой.

Потом, уже в средних классах, Ефим привёз в город своему учителю географии часть своих богатств от бабушки, сколько смог унести. Учитель онемел, перебирая подарок. Ефим понял уже взрослым, покопавшись в библиотеке, что  в этот день его учитель  стал миллионером.

Когда Ефим приносил домой много рыбы или белых грибов для сушки, бабушка была очень довольна и шла к комоду за шоколадкой. Таким благородным словом она называла шоколадные конфеты, которые Фима терпеть не мог. Они были какие-то  заскорузлые от старости, так что забыли состав своей начинки. Но баба Маша закрывала их от Фимы на замочек. Там в буфете в большой вазе были еще карамельки, которые Ефим брал из вазы, сколько хотел, отогнув фанеру с задней стороны комода. Бабушка с умилением отчиняла замочек, доставала пару шоколадок и радовалась радости Ефима, не забывая замочек опять закрыть, а ключ незаметно для Фимы спрятать в потаённое место на гвоздик за зеркалом. Знала бы она, что у Фимы в «графской» под кроватью, в ящике с рыболовными снастями, лупой, зубчатыми колёсиками разобранных ходиков, со всем  мальчишеским богатством, отдельной стопой возвышалась «многоэтажка» из плиток шоколада «Алёнка». Шоколадом было принято расплачиваться с Ефимом за варёных раков, которых он на лодке отвозил в прибрежную пивнушку санатория в районе посёлка. Раков в кристально чистых водах озера было несметно. Как и пустых бутылок в районе прогулок проката лодок и катамаранов для отдыхающих, где работал дед.  Десяти пустых бутылок, которые Ефим  с дедом с лодки доставали длинной палкой  с сачком на конце, которую называли «зюзьга»,  хватало деду на бутылку, которую в народе называли «противотанковая».  Попутно Фима  доставал раков, но это была уже его  добыча. Раков дед презирал.

Последний раз Ефим  был у бабушки с дедушкой уже почти взрослым в морской форме с пробившимися усами. Они встретили его невозмутимо. Дед  порадовался поводу выпить без упрека со стороны грозной жены. Марты уже не было. Был такой же ленивый её взрослый сын по кличке Мальчик.

Бабушку  родственники Ефима похоронили не в заповеднике, а в деревне, где жили сами. В один из его приездов на родину предков Ефиму удалось найти её могилу. Он принёс ей гвоздики. Они очень контрастировали с ещё лежавшим  белым снегом. Он смотрел на её фотографию и его не покидало чувство, что бабушка очень удивлена, увидев Ефима  в предпенсионном возрасте. Может и не узнала….
   

Сергей КАЩЕЕВ