Адыгейск, рис и помидоры

Личная история о важном событии в жизни Кубани и Адыгеи

Постановлением Совета министров СССР от 4 апреля 1968 года было положено начало строительства поселка для рабочих и жителей Адыгеи, выселенных из зоны затопления Краснодарского водохранилища. Сегодня он известен как город Адыгейск, расположенный всего в 15 км от Краснодара.

Геннадий Федорович Проценко – один из тех, кто принимал непосредственное участие в строительстве нового города, пройдя за семь лет путь от рабочего-маляра до заместителя генерального директора крупной строительной организации.

Когда он приехал строить новый город на берегу Краснодарского водохранилища, ему еще не было тридцати. Блестящая перспектива сделать карьеру в органах была в прошлом. Он был подающим надежды молодым сотрудником уголовного розыска. Попал в милицию случайно – по разнарядке после окончания техникума пошел в школу милиции. В 60-х работа в органах считалась престижной и хорошо оплачиваемой, вот и пошел, как признается сам, «из-за зарплаты». Направили работать в угрозыск оперуполномоченным, и он сразу же втянулся. Думал, это шанс, да только не срослось. Оперативная работа в угрозыске почти всегда сопряжена с большим риском. При выполнении одного из заданий младший лейтенант милиции Геннадий Проценко был ранен.

К сожалению, этот случай, о котором Геннадий Федорович до сих пор никому так и не рассказывал, сказался на дальнейшей судьбе молодого подававшего надежды «опера». Его перевели на «кабинетную» работу в райотдел БХСС Краснодара в поселке Гидростроителей.

– Карьера опера мне уже не светила, а сидеть бумажки в кабинете перебирать – не мое. Я к тому времени уже был женат, рос маленький сын, надо было жилищные условия улучшать, – на последней фразе Проценко вздохнул и как-то даже скривился, словно от боли, а потом, «по-ленински» прищурившись, посмотрел на меня. – А ты же, наверное, и не знаешь, что такое в 70-х получить жилье?

Ха! Как не знать? Мое дошкольное детство прошло в сплошных переездах: родителей, оставшихся после войны без крова, носило от Волги до Урала в поисках «лучшей доли».

– Но вы же на стройку пошли, а там всегда в те годы было проще квартиру получить.

– Вот потому и пошел. Причем пошел бригадиром маляров, потому что рабочему классу на самом деле было проще с жильем решить вопрос. Тогда строительство водохранилища курировал первый зампред Краснодарского крайисполкома Н.А. Огурцов. Он же был начальником Главкубаньрисстроя, и я был знаком с ним – пересекались раньше по работе по линии БХСС. Он-то и предложил мне должность зама по снабжению в ПМК-8 (передвижная механизированная колонна №8); это предприятие было генподрядчиком на строительстве Теучежска. Нужны были стройматериалы, и им не хватало хорошего пробивного снабженца.

– Вот так прямо первый зампред вам и предложил податься в снабженцы из ОБХСС?

– Да нет, конечно. Дело в том, что в конце 69-года в МВД начали тотальную «чистку», то есть всех сотрудников заставили проходить медицинскую комиссию. И, грубо говоря, всех хроменьких, хиленьких и прочих «убогих» выгоняли на пенсию – кого по возрасту, а кого по состоянию здоровья. Я в свои тридцать тоже оказался «пенсионером». Что было дальше делать? У меня же семья уже была.

Вызывает меня к себе начальник ОБХСС края полковник Иван Петрович Татаркин, а у него в кабинете сидит Огурцов. Спрашивают: «Чего хочешь?» А я так сразу и выпалил: «Квартиру!» Вот и предложили должность зама по снабжению в ПМК-8.

С одной стороны, работа не пыльная, а с другой, снабженцем работать при плановой экономике – это невероятно сложно. К тому же при такой должности, хоть она и руководящая, трудно было рассчитывать на жилье. Поэтому я отказался и согласился возглавить бригаду маляров. Вот так я в 1971 году начал «с нуля» писать свою трудовую биографию.

К тому времени, когда Проценко пришел на стройку, неподалеку от будущего города Теучежска (сегодня – Адыгейск) уже была полностью вырыта чаша Краснодарского водохранилища. А новый город уже постепенно обрастал инфраструктурой. Росли как грибы после дождя одноэтажные домики коттеджного типа для семей адыгейцев-переселенцев.

– Переселенцами их называть как-то язык не поворачивается. Я очень хорошо помню, как они «переселялись». В Адыгею нагнали солдат внутренних войск, которые просто выгоняли из аулов людей, сажали их в автобусы, грузовики и по ночам перевозили на новое место жительства – в Теучежск. Все делалось настолько быстро, что у многих не было ни времени, ни возможности забрать с собой мебель, домашних животных. Если я не ошибаюсь, 13 аулов таким образом расселили (по архивным материалам – расселили около 20 населенных пунктов – ред.). Их всех. Как и нас, строителей, селили в «общежития». Это были щитовые бараки на 60 человек. Они так и назывались ОЩ-60. Со временем они потом переезжали в новые коттеджи.

Всех переселенных жителей, как правило, трудоустраивали на стройку, но рабочих рук не хватало, а время поджимало. Партия ведь торопила поскорее дать стране миллион тонн риса, – продолжает свой рассказ Геннадий Проценко. – Возили еще зэков из Тлюстенхабля. Там рядом с аулом располагалась очень большая колония – ИТК-6. Оттуда их охранники вывозили по ночам на МАЗах с нарощенными бортами. Строительные площадки, где они работали, были огорожены колючей проволокой, а по периметру установили вышки с дежурившими на них автоматчиками.

– А добровольцы из других городов не приезжали на эту стройку, как было популярно среди молодежи в те годы разъезжать по ударным стройкам типа БАМа, Саянской или Зейской ГЭС, Ямбурга и т.д.?

– Нет, не помню, чтобы добровольцы были, кроме этих, что из Тлюстенхабля. Там было много рабочих, но большей части, все-таки, местными кадрами обходились. Иногородних-то надо где-то расселять, а это значит – дополнительная нагрузка. Адыгейцев много работало, но с ними тоже хлопот хватало. Я в декабре 72-го уже наконец получил «двушку» на Гидрострое и был назначен на должность заместителя начальника ПМК – курировал вопросы социально-экономического характера, снабжения, жилищно-бытовые вопросы. Так представляешь, как лето в разгаре – они все в отпуска просятся, причем, на все лето! За свой счет брали, а то вовсе увольнялись, а в конце августа снова писали заявление о приеме на работу.

– Зачем?

 – Помидоры! Вся Адыгея в 70-е годы была помешана на выращивании помидоров. Они уходили в отпуск собирать урожай помидоров и потом вывозили их на продажу. В июне-июле у нас отдел кадров был завален заявлениями на отпуск, справками и больничными листами. По окончании уборки они возвращались на работу. У нас в ПМК таких было человек 10-12.

– Долго вы строили Адыгейск?

– Мы там проработали до конца 1976 года. Строили не только дома, но и поликлинику, школу, больницу. Дело в том, что те адыги, которых из аулов выселяли, поставили властям определенное условие: им нужны были дома с земельными участками. Вот мы и строили коттеджи, очень быстро строили, что потом сказалось печально на качестве. По иронии судьбы, стройплощадки, где строились эти дома, назывались зонами. Мы так и вводили их в эксплуатацию: 1-я зона, 2-я зона, 3-я и т. д. В каждой такой «зоне» было от 10 до 12 домов. Когда мы приступили к строительству 5-й зоны, в 1-й начали гнить полы – из-за некачественной гидроизоляции. Вот тут-то мне и пришлось снова вспомнить свою прежнюю должность снабженца – надо было срочно доставать лес. Отправили меня в Москву в Госснаб (Государственный комитет по снабжению СССР – ред.) и снабдили в дорогу банками с тушенкой и черной икрой. Все это «добро» я сгрузил «кому надо», и мне подписали документы на получение трех вагонов леса из Красноярска. Из Москвы полетел в Красноярск, там все утряс, чтобы по срокам не волокитили – и поехали мои три вагона из Сибири на Кубань. Вместе с военными строителями мы быстро с полами проблему ликвидировали.

– Откуда военные строители взялись?

– Я же говорил, что рабочих рук не хватало, а сроки поджимали. Вот и приехали в 73-м на подмогу стройбатовцы (военнослужащие строительных войск – ред.). Мы им построили два пятиэтажных общежития, а они начали строить уже серьезные многоквартирные дома для тех, кто отказался жить в коттеджах с печным отоплением. Тогда уже стали вести в поселок газ, а еще раньше – центральный водопровод.

Так рабочий поселок Адыгейский постепенно застраивался, а переселенные адыгейцы потихоньку привыкали к «новой жизни». Но все это происходило сквозь море слез, для многих такое переселение обернулось буквально семейной трагедией. А переселяли, кстати, не только в этот новый поселок, еще и под Усть-Лабинском для них дома строили – часть семей туда переселили.

– Геннадий Федорович, говорят, с помощью пропаганды тогда весь край был одержим этой идеей – дать стране миллион тонн риса.

– Пропагандистская машина крайкома КПСС работала в этом направлении очень мощно. Мне даже казалось, что все кругом искренне верят, что вот, мол, дадим щас рекордный урожай – и заживем счастливо, как при коммунизме. Помнится, Кубанский казачий хор пел песню:

Миллион сто тысяч тонн

Риса на Кубани!

Миллион сто тысяч тонн –

Нынче в наших планах!

А где-то в Иванове выпустили ситцевую ткань, на которой были изображены колоски риса и девиз «Миллион тонн кубанского риса!». В «Литературной газете» тех лет кто-то из юмористов пошутил по этому поводу, что ткань, хорошая, но шьют из нее почему-то… только мужские трусы!

Споры о целесообразности строительства Краснодарского водохранилища не утихают в Адыгее и на Кубани до сих пор. Можно спорить сколько угодно, но что случилось, то случилось. Теперь это уже давно перевернутая страница истории нашего края. Очевидцы и участники тех событий продолжают жить воспоминаниями, как бывший милиционер, маляр и бывалый снабженец Геннадий Проценко.

Записал Сергей ЛАДОЖСКИЙ