Коллективная поездка в «Атамань» любви к малой родине не прибавила
1207
Коллективная поездка в "Атамань" любви к малой родине не прибавила
С недавних пор моя мама, врач краевой клинической больницы, стала приходить домой с работы чем-то очень огорченная и раздраженная. Долго я допытывалась, в чем причина ее подавленного настроения, и, наконец, допыталась. Оказалось, что сотрудников больницы, как и прочих работников бюджетной сферы, стали в добровольно-принудительном порядке отправлять на плановую экскурсию в этнографический комплекс "Атамань". И вот – настало ее время принести себя и свой законный выходной на алтарь властной инициативы. Здесь следует заметить, что мама моя – человек далеко не юный и в силу вполне естественных причин предпочитающий провести уик-энд за просмотром "Великолепного века", а не трясясь в автобусе четыре часа, чтобы затем обозревать новодел "Атамань".
Вдоволь поиронизировав над тем, что, если верить фольклору, раньше в жертву ЗмеюГорынычу население приносило девиц, а не дам преклонного возраста, а нынче, видимо, всех девиц уже извели, мы с мужем приняли решение пожертвовать собой и вместо мамы отправиться в этнокомплекс. Руководство больницы оказалось не против такой замены, тем более что количество прибавилось на одну человекоединицу.
В полпятого утра 17 августа мы стояли перед главным корпусом "Центра грудной хирургии". А минут через десять приехали автобусы, и начали подтягиваться, зевая и отряхивая десятый сон, наши невольные попутчики. Одним из последних прибыл бодрый юноша, оказавшийся руководителем группы. Тоном полководца, бросающего своих солдат в последний и решительный бой, молодой человек сообщил, что он замглавврача по кадрам Михаил Владимирович Есауленко, запустил по рядам список и дал краткую вводную, состоявшую в том, что день будет очень жарким, за сорок пять в тени, поэтому веселиться желательно без фанатизма.
На сообщение о том, какая ожидается погода, автобус ответил протяжным вздохом. Но мы уже тронулись с места, и, если даже в этот момент у кого-то мелькнула малодушная мысль сбежать домой, поближе к вентилятору и прохладительным напиткам, делать это было уже поздно.
Как и было обещано, через четыре часа мы подкатили к "Атамани". Прямо перед нами расстилался унылый пейзаж, наводящий на мысли никак не о цветущей кубанской станице, а, скорее, о планете Плюк из галактики Кин-дза-дза… И, как бы в подтверждение этому, первое, что мы увидели, шагнув на раскаленные атаманские пески, была цепочка следов босых ног, устремляющаяся прямиком от этнокомплекса. Где-то метрах в двухстах следы резко обрывались, явно намекая на то, что босоногий беглец погрузился в пепелац и покинул эти негостеприимные места.
Вереница ведомственных автобусов, тянущаяся где-то на километр вдоль дороги, красноречиво свидетельствовала, что большая часть прибывших – точно такие же бюджетники. Впереди топталась на солнцепеке перед кассами толпа совершенно растерянных и обалдевших от жары граждан (тут надо сказать, что все это удовольствие оказалось не бесплатным, а по 250 рэ с носа). Кое-кто забрался в чахлые кустики на пустыре справа от дороги и с обреченным видом жевал привезенную с собой снедь. Никакой тени, кроме этих обожженных пожелтевших зарослей рядом с этнокомплексом, ни с первого взгляда, ни при детальном обследовании не обнаружилось.
Предположив, что толкучка рассосется не раньше, чем через час, я уговорила мужа прогуляться по Тамани и посетить археологический комплекс "Гермонасса – Тмутаракань", расположенный в северной части станицы. В свое время мне не раз приходилось бывать в этих местах, и во время работы в археологической экспедиции, и в составе писательского десанта на лермонтовских праздниках. Дорога к раскопу оказалась долгой и тоже теньком не баловала. Передвигаясь марш-бросками мимо аккуратных беленых домиков с синими ставнями от одной водопроводной колонки до другой, мы, наконец, набрели на воодушевляющую горку спелого "дамского пальчика", живописно лежащего на столике перед одним из домов. Поблизости никого не было, хозяин явно прятался от жары где-то в тенистых глубинах сада. Вот тут-то я реально прочувствовала на себе выражение "глас вопиющего в пустыне". Правда, минут через десять судьба сжалилась, и к нам вышла загорелая улыбчивая женщина. Купив за сущие копейки всю горку "пальчика", мы поинтересовались, можно ли где-нибудь поблизости приобрести холодного вина. Оказалось, что можно у соседки с противоположной стороны улицы, Надежды Михайловны.
Когда радушная Надежда Михайловна принесла из подвала холодную полторашку "изабеллы", мы сели в густой тени виноградника и разговорились. Я поинтересовалась, как местные жители относятся к губернаторской инициативе и посещают ли знаменитый этнокомплекс. "Да ну что вы, зачем оно нам… Вреда от него местным нет, но и пользы никакой. Если ходим туда, то только весной или летом. А сейчас? Там же пекло адское. Жалко людей с края, которых гоняют туда по такой жарище", – посочувствовала нам добрая женщина. Хлебнув пару глотков освежающего сухого вина, мы почувствовали, как жизнь возвращается. Оживившись и набравшись нахальства, я попросила у гостеприимной хозяйки пару-тройку чубуков винограда, чтобы посадить дома, взамен загубленного суровой позапрошлой зимой. Надежда Михайловна сходила за секатором и щедро нарезала целый пучок лоз "молдовы" и "муската": "От души и с добрым сердцем. Обязательно вырастет! Вы тогда меня своим домашним вином побалуете, договорились?!" Распрощавшись с хозяйкой и клятвенно пообещав ей вырастить из чубуков добрую лозу, мы опять двинулись к раскопкам. Уже через пару кварталов перед нами предстал низенький синий заборчик и табличка "Памятник археологии Гермонасса-Тмутаракань. VI век до н.э – XIII век н.э. Охраняется государством".Заплатив по тридцать рублей и оставив в прохладе кассы чубуки, мы двинулись к обрыву над Таманским заливом, где с 30-х годов прошлого века непрерывно ведутся археологические изыскания. Удивительное это место! Берег, круто обрывающийся в море, как слоеный пирог, вмещает в себя культурные слои десятков ушедших цивилизаций; эллинов, гуннов, скифов, хазар, славян… То здесь, то там из обрыва показываются на поверхность фрагменты керамики, кости, камни домов, канувших в бездну истории. Кое-где керамика почернела, покрылась слоем копоти – значит, эти осколки видели и пережили нашествие враждебных народов, когда дома горели и рушились под натиском кочевых племен. Каждый из таких маленьких кусочков глины хранит память и тепло рук того, кто сделал его, кто пил из него, тех, чьи имена стали плеском морских волн и шорохом земли, осыпающейся с обрыва. Удивительный перекресток времен, где история восстает из скучной пыли хронологических таблиц, становится живой и овеществленной, вновь обретая плоть, запах и цвет. И, кажется, можно вечно лежать здесь, на обрыве, глядя в небесную синь, слушая стрекот кузнечиков и доносящийся снизу плеск волн. Там, где только протяни руку – и можно прикоснуться к времени…
Но, поскольку оно, увы, в нашем случае было далеко не беспредельно, через пару часов мы засобирались в обратный путь. Да и взглянуть на "Атамань" стоило, хотя бы из простого любопытства.
Народ возле касс к тому времени как раз рассосался. И мы беспрепятственно прошли на территорию этнокомплекса, как гласили живописные плакаты, "построенного в 2009 году в рекордные сроки, за три месяца, силами всей Кубани". Перед нами по огромной территории "станицы" в тщетных поисках тени бродили унылые толпы осоловевших от жары граждан. Возникшие с самого начала ассоциации с планетой Плюк стали еще более отчетливыми. На "подворьях" кто-то пел нестройными голосами, правда, вместо незабвенной песенки про отсутствие "зимнего пальта" здесь пытались из последних сил поддерживать местный колорит и изображать нечто на балачке. Только "спиваемое" почему-то явно отдавало маршруточным репертуаром а-ля "Радио Шансон".
Вместо деревьев по всей территории "Атамани" на раскаленном щебне и песке были щедро разбросаны куртины искусственных цветов, поистине угрожающих размеров, брутальные бревна, заточенные и раскрашенные "под карандаш", и прочие скульптурные инсталляции, своей буйной фантазией сделавшие бы честь отцу сюрреализма Сальвадору Дали. Кое-где на поверхности этих "плодов щедрой Кубани" кокетливо проглядывали намалеванные красным инвентарные номера.
Чуть далее, на длинной жердине, воткнутой на перекрестке, красовалась табличка, гласящая: "Великий шелковый путь", – а чуть ниже уточняющая – для тех, до кого сразу не дошло: "Нужныкы"…. А мы-то, наивные, думали, что все дороги в Рим ведут….
Вопреки уверениям все еще пытающихся бодриться экскурсоводов, самые длинные очереди оказывались отнюдь не за "кубанскими старинами", а к прохладительным напиткам, которых на всех катастрофически не хватало.
Невдалеке заманивало яркими красками подворье явно гастрономического назначения. Мы уже, было, совсем воспрянули духом и настроились на борщ с пампушками, но… Название пункта питания сразу и напрочь отбило весь аппетит. "Харчевня "Успеночка", – гласила радостная табличка на шесте. Страшно даже представить, чем могут кормить в столовой с таким многообещающим именем… Если, конечно, знать, что "успение" согласно всем толковым словарям ни что иное, как устаревший синоним слова "смерть".
По территории из конца в конец слонялись гламурные казаки и казачата в папахах с алым суконным верхом и лицами аналогичного цвета, взметая пыль такими же помидорными шароварами. Вот уж, воистину, "общество, не знающее цветовой дифференциации штанов, – обречено".
В хатках среди новодельных глэчиков и пыльноватых рушников таились от жары мастера-ремесленники. А окрестности, насколько хватало глаз, были похожи на аляповатые декорации к "Кубанским казакам" Пырьева. Заливающее же все это вымученное веселье беспощадное солнце многократно усиливало общее ощущение безжизненности и искусственности "станицы". Ни живой птицы, ни домашней скотины, ни даже неизменных для любого настоящего поселения вездесущих собак и кошек – только натыканные то тут, то там жутковатого вида бутафорские монстры, предназначенные изображать собой изобилие для крайне непритязательных туристов.
После этого впору было вспомнить печоринское: "Тамань – самый скверный городишко из всех приморских городов России. Я там чуть-чуть не умер с голода, да еще вдобавок меня хотели утопить". Эх, господин поручик, куда там вашим контрабандистам! Уж лучше б нас утопили!
Уже на выходе, вконец обгоревшие и обессилившие, мы увидели три кареты скорой помощи, дежурящие у ворот комплекса. Ни одна из них не пустовала, а на гравийке с нетерпением поджидали своей очереди многочисленные жертвы тепловых-солнечных ударов. Люди это были в основном немолодые, и можно только представить, как в дальнейшем отразится на их здоровье знакомство с амбициозным проектом краевых властей…
Погрузившись в автобус, мы уже было вздохнули с облегчением. Но наши злоключения, как выяснилось, даже и не думали заканчиваться. Где-то за Темрюком второй автобус заглох, и ехавшие в нем медики толпой устремились в наш. Увидев, что обстановка накаляется и мест на всех не хватает, Михаил Владимирович предложил тем, кому надо в центр Краснодара, пересесть в другую машину. Не распознав хитрый ход руководителя, мы с мужем наивно вылезли из автобуса и загрузились в другой. При этом его "обитатели" почему-то посмотрели на нас ну очень подозрительно. Минут через пять все выяснилось – это была машина, переполненная сотрудниками другой организации, и нашего появления там никто явно не ждал… Пришлось выйти на трассу и звонить нашему "веселому и находчивому" куратору. К этому времени они успели оторваться уже довольно далеко… Решительно не согласившись с "любезным" предложением чиновника "ехать в Краснодар на такси", мы уже совсем было приготовились помогать крутить гайки водителю сломавшегося автобуса. Но то ли мой звонок подействовал на утомленные солнцем нервы Михаила Владимировича, то ли совесть в нем пробудилась, они за нами вернулись. Первым вопросом господина Есауленко было: "А из какого вы, собственно, отделения? Я к вам приму строгие меры".
…Я ехала, прижимая к себе таманские чубуки, и думала о том, что сегодня написал бы Михаил Юрьевич Лермонтов, если бы побывал в "Атамани". Возможно, русская литература обогатилась бы гениальным сатирическим произведением о судьбе русского люда.
Р. S. А чубуки я на следующий день посадила. Даст Бог, приживутся.
Анна МАМАЕНКО