Первая школа кубанской столицы

Вчера для множества кубанских мальчишек и девчонок прозвенел их первый звонок. Незримая, тянущаяся через два века нить соединяет их с казачатами, пошедшими в первую школу в совсем юном тогда Екатеринодаре. В августе этого года исполнилось 210 лет со дня открытия в 1803 году первой школы для детей в войсковом граде

Задолго до переселения запорожцев на Кубань по грамотности казачество стояло в одно и то же время и на очень низкой, и на очень высокой ступени. В то время, когда масса запорожского войска, жившего по зимовникам, бродившая по плавням, скитавшаяся со своими стадами по степям, костенела в полном невежестве, верхушка казачья по своей грамотности находилась достаточно высоко. В особенности это относится к запорожцам XVIII в. Из писем, ордеров и донесений кошевых, судей и других старшин к гетманам, панам и боярам видно, что многие из них писали не только грамотно, но и риторично. Грамотность эта простиралась до того, что в Сечи находились лица, умевшие сочинять латинские вирши и духовные кантаты. Это будет вполне понятно, если вспомнить, что Сечь весьма часто наполнялась "учеными и недоученными студеями (студентами)" Киевской духовной академии, многими польскими, украинскими и иногда великорусскими дворянами, умевшими и читать, и писать, но не умевшими ужиться с порядками своей родины. Грамотные люди высоко ценились в Запорожье, потому что "они святое письмо читают и темных людей добру научают". Самые распространенные из них делались войсковыми писарями и нередко играли решающие роли между запорожскими казаками. Но, кроме пришлого элемента, дававшего запорожским казакам большой процент грамотных людей, в самом Запорожье были школы. Запорожские школы разделялись на сечевые, монастырские и церковно-приходские. В сечевой школе обучались мальчики, частью насильно уведенные казаками откуда-нибудь и полком усыновленные ими в Сечи, частью самовольно приходившие к ним из Украины и Польши, частью же специально привозимые богатыми родителями в Сечь для обучения грамоте и военному искусству. Таких школьников находилось в Сечи более тридцати человек. Сечевые школьники учились чтению, письму и пению; имели особый, но подобный всему войску, общинный строй; располагали общей школьной казной, бывшей всегда на руках старшего, выбирали из собственной среды двух атаманов (одного для взрослых школьников, другого – для малолетних).
На осваиваемых землях Кубани первые школы появились практически сразу. Так, например, в Пластуновском курене в январе 1794 г. была уже хата и "тут же школа" у церковных причетников. Разумеется, пластуновская школа была примитивной, доморощенной, но поэтому именно и дорогою для народа. Чтению дети обучались на месте, в курене, а письму – в канцеляриях. Казачьи канцелярии, особенно войсковая, долго играли роль учебных заведений в Черноморском войске, даже после открытия официальных школ. Нежелание казаков отдавать детей в официальные школы объяснялось тем, что, по мнению черноморцев, "не все ученые едят хлеб, и в канцелярии скорее научишься письму и будешь в должности хоть на шестой год и скорее получишь чинопроизводство".
В начале 19 века в становлении российского образования был сделан большой шаг вперед. Император Александр I, считавший просвещение одной из основных задач государства, в 1802 году издал указ, согласно которому было создано Министерство народного просвещения, определены его функции и основные задачи. Распоряжения на высшем уровне распространились по всей стране, в том числе и на Кубань.
В 1803 году в Екатеринодаре открывается первая официальная школа, по инициативе Войскового атамана генерал-майора Федора Бурсака. По его же настоянию из войскового капитала стал производиться расход на народное образование. Желая улучшить подготовку подрастающего поколения, не доверяя образование местным грамотеям, и специально для этой цели он выписывает из Московского университета студента Емельяна Степановича Иванченко и гимназиста Дмитрия Ивановича Полякова. Они были определены на службу в Черноморское казачье войско (Иванченко – полковым хорунжим, Поляков – сотенным есаулом) и начали работать учителями в екатеринодарской школе. Им и будет принадлежать первый шаг и первый труд к основательному обучению молодых казаков.
Атаманская инициатива оказалась более чем уместна: уже 31 августа 1803 г. вышел указ Военной Коллегии и Военного Министерства "О предоставлении Черноморского войска к производству в хорунжие грамоте умеющих". При всех "доблестях и достоинствах" неграмотные казаки не могли получить офицерского чина. Для укрепления дворянского сословия армейскими чинами жаловали лишь богатых, грамотных и преданных царскому правительству старшин. От полковых и линейных командиров требовалось знание "грамоты в такой степени, чтобы могли представлять начальству письменные донесения о команде им порученной, делать сношение по службе, вести приход и расход провианта, денег и вещей и отдавать положенный отчет". Для получения офицерского чина надо было сдать экзамены. "Производящий испытание предлагал экзаменующемуся для чтения в присутствии своём печатную книгу и потом четкою рукою написанную рукопись. Если держащий испытание мог читать оную понятно и без замедления, то почитался в чтении твердым".
Так что появление различных образовательных учреждений в Екатеринодаре отвечало самым насущным интересам казачества. Уже год спустя, в октябре 1804, после посещения Черномории Херсонским военным губернатором генералом Розенбергом основанная атаманом Бурсаком школа была преобразована в войсковое уездное училище и стала первым правительственным официальным учебным заведением в Черномории. Войсковая канцелярия назначила полторы тысячи рублей ассигнациями на его содержание и "на дом для него о трех покоях".
Первым смотрителем Екатеринодарского войскового училища стал войсковой протоиерей Кирилл Россинский, ученый, общественный деятель, поэт. По его же настоянию при училище открывается класс математики, затем словесности, что способствует повышению уровня образования учащихся. Историк Федор Щербина назвал Россинского фанатиком просвещения. "Протоиерей Россинский, – писал он, – был редкой для своего времени личностью. Он целой головой стоял выше той административно-служебной среды, в которой ему пришлось вращаться всю жизнь. По образованию и уму ему не было равного в войске. По энергии и бескорыстию он был единственным в своем роде деятелем". На одни поездки по делам просвещения он израсходовал 18 тысяч собственных средств, не требуя возмещения из казенного или войскового счета. Федор Щербина писал: "Россинскому приходилось считаться и с невежеством его современников, часто чиновных и влиятельных, и с индифферентизмом массы, задавленной нуждою и тяжестью военной службы, и с казуистикою канцелярских писак, и с противоречивыми распоряжениями высшей учебной администрации".
Развитие образования на Кубани затруднялось еще и тем, что казачество предпочитало обучаться грамоте "на дому". Внешние условия жизни были таковы, что традиционные способы обучения помощи частных учителей наиболее соответствовали им. Черномория представляла собой малозаселенный край, неокрепший и лишенный элементарных удобств в селениях. Единственное училище было в Екатеринодаре, а между тем большинство станиц и куреней находились в ста и более верстах от него. Процесс искоренения самообучения начался предписанием войскового атамана "О запрещении частным лицам обучать детей в войске Черноморском и принимать на военную службу не окончивших казенных учебных заведений". Однако шла эта инициатива туго. Как писал Федор Щербина: "Легче было выгнать многочисленных врагов из России, чем заставить черноморского казака отказаться от векового обычая учиться грамоте и письму по собственному разумению и без всякой опеки со стороны". Но и те, кто поступил в училище, так же, как их родители не придавали серьезного значения полному курсу обучения. Лишь только школьник научался с грехом пополам грамоте и письму, как немедленно стремился на службу. Указывая на тот факт, что только за два года из екатеринодарского училища ушло двадцать с лишним недоучей, протоиерей Кирилл Россинский просил атамана не допускать этих беглецов к занятиям в войсковой канцелярии.
И, тем не менее, систематическое образование медленно, но верно входило в жизнь казачества. К 1812 г. были открыты церковно-приходские училища в станицах Таманской, Щербиновской и Брюховецкой, в 1815 г. – в Гривенской. В том же году Кириллу Россинскому удается издать в Харькове учебник, предназначавшийся для народной школы, "Краткие правила российского правописания". В 1817 г. открыты училища в Росовской и в Темрюке. Еще через два года станичные общества Медведовской, Кущевской, Леушковской, Плашнировской и некоторые другие "ознаменовались рвением, как писал Кирилл Россинский, учреждая у себя столь полезнейшие заведения и возбуждая к тому ревность прочих селений". Система государственного образования на Кубани, делая первые шаги, росла и крепла на благо будущих поколений.

Денис ШУЛЬГАТЫЙ
(Использованы материалы из трудов М.Ф. Титоренко, О.Г. Шкилёвой и дипломной работы "История становления и развития системы образования на Кубани")