ТЕРНОВСКИЙ ВЕНЕЦ

Со многими, даже самыми страшными, эпизодами Великой Отечественной войны я знаком по учебникам новейшей истории, мемуарам полководцев, книгам, журнальным и газетным статьям,  кинофильмам. Как человек из категории детей войны, я своими глазами видел следы сражений на Орловско-Курской дуге, в зоне которой была моя родная деревенька, в полуста километрах от Орла. Но от того, что довелось услышать недавно здесь, в Белой Глине, содрогнулось сердце. Невольно возникли вопросы, как это могло случиться, и почему эта трагедия покрыта на Кубани до сих пор травой забвения?

Зима 1943 года. Советские войска от Сталинграда, где разгромили надежду Гитлера – шестую армию фельдмаршала Паулюса, развернули широкое наступление в западном и юго-западном направлениях. В конце января была освобождена от немецко-фашистской оккупации станица Успенская, тогда она входила в состав Ильинского района, ликвидированного позже. С первых же дней свободы забурлила здесь жизнь: создавались партийные, советские и хозяйственные органы. Станичники, как бы ни было трудно, настраивались на мирный лад, чтобы быстрей залечить раны, нанесенные войной. Месяца за полтора предстояло подготовиться к началу полевых работ.

С боями, при упорном сопротивлении противника, уходила война на запад. Из Белоглинского и Ильинского районов она откатилась в Новопокровский, потом ожесточилась в тихорецкой стороне. Измотанным в оборонительных боях под Сталинградом, нашим дивизиям и полкам постоянно требовалось пополнение живой силой. И станица горячо откликнулась на нужды фронта: в срочном порядке были призваны на службу в действующую армию 360 парней и молодых мужчин.

- Сразу – 360? Не много ли для одной станицы? – усомнился я, когда впервые услышал эту цифру. Но мои сомнения развеял бывший директор успенского Дома культуры Александр Гридин.

- Да, именно столько. Ведь населения в тогдашней станице было гораздо больше, чем в нынешней!

Задумался по другому поводу: как это молодые люди остались при отступлении наших войск, когда большинство из мужчин, кто мог держать оружие, уходили на восток, и в период оккупации, когда фашисты под угрозой расстрела многих юношей и девушек отправляли в Германию, как подневольных рабов? Но коль этих до поры, до времени хранила судьба, значит, теперь и они после скоротечной подготовки вольются в число защитников Родины. Кто-то из них станет артиллеристом, пехотинцем, связистом, или после летной школы поднимет для отмщения врагу боевой самолет. Но никто из них и помыслить не мог, что их жизни оборвутся очень скоро, еще до настоящей встречи с войной.

– Призывной пункт тогда был в Тихорецке, туда и предстояло явиться успенцам, –  рассказывает Александр Иванович, – Представьте, какая большая колонна мужчин, еще не наученная строевому шагу, пешком двигалась в сторону города. Ехать-то было не на чем, да и проселочные дороги до предела разбила военная техника.

Вот и Терновская скоро должна быть, и до Тихорецка хватит силы добраться. Какой бы сложной ни была обстановка, а место и время для отдыха все равно найдутся. Главное, неопределенность отпадет, все прояснится, что к чему. Как вдруг…

Трудно даже вообразить, что случилось в это самое «вдруг», так и хочется отнести этот страшный эпизод к области фантастики. Увы, не вычеркнешь его из тогдашней суровой жизни. Под Терновской, где к дороге подступает неглубокая балка, по безоружной и необстрелянной колонне ударили автоматы и пулеметы – нет, не фашистов, а их прихвостней-карателей, которые нередко злобствовали (по мнению многих свидетелей) даже больше хозяев.

Призывники оцепенели в недоумении: почему в начале пути их заверили, что он до Тихорецка безопасен и враг отброшен за пределы города? Трудно представить, какова была реакция станичников, еще не нюхавших пороху, когда они оказались в такой трагической ситуации. Да и можно ли было в одно мгновение, пока не упал сраженным, успеть хоть как-то отреагировать на столь внезапный прицельный огонь?

Наверняка колонну призывников сопровождал кто-то из опытных красноармейцев или младших офицеров. Сколько их было и с каким оружием (ну уж только не с пулеметами)? Однако как они могли, пусть даже целое отделение, противостоять вооруженным до зубов головорезам, использовавшим фактор внезапности, хотя и была их небольшая часть? Но откуда они взялись? Отстали от своих хозяев-фашистов или получили их боевое задание в тылу советских войск? А может, прорвались, чтобы, рассредоточившись, уйти от возмездия? Как получилось, что они наткнулись на колонну призывников? Случайно? Или были осведомлены об ее приближении к станице?

Нет, истину теперь за давностью лет не найти. Зато она ясна, как Божий день, в другом: там, у терновской балки, полегли успенские парни. Все 360. Ни раненых, ни чудом уцелевших. И некому было поведать правду о страшной трагедии, пролить хоть немного света на последние ее мгновения. А как же в Успенской восприняли это большое горе – потерю стольких своих сыновей? Составили или нет поименный список погибших, поддержали морально родителей призывников, поминают ли добрым словом их все прошедшие 67 лет?

– На месте гибели наших ребят раньше стоял памятник, – отвечает на мои вопросы Александр Иванович. – В 70-х–80-х годах прошлого столетия День Великой Победы отмечали все непосредственно в станице, а нам, работникам культуры, давали автобус, чтобы мы ехали под Терновскую – к памятнику погибшим призывникам. Содержали его в порядке, отдавали ребятам дань глубокого уважения. А нынешние среднее и молодое поколения недоумевают: «Что, разве такое было?» Да, было.

И Александр Иванович рассказал, как он обратился к уважаемому станичнику Чечину – бывшему заместителю председателя колхоза «Память Ленина»: «Вы, Алексей Иванович, помните, как мы каждый год ездили к памятнику под Терновской?» – «Как не помнить? Такое не забывается до конца жизни». Аналогичный вопрос – педагогу-ветерану Жанетте Гнездиловой. «Да, в те годы в мои обязанности как секретаря райкома партии по идеологии входил, в частности, и контроль: у всех ли памятников на День Великой Победы состоялись митинги, на которых ныне живущие отдавали дань глубокого уважения погибшим во время войны? Обязательно интересовалась – отправлен ли колхозный автобус под Терновскую».

А теперь что же – забыть? Представляю: памятник лет 20 не ремонтировали, на нем нет соответствующей эпитафии, вокруг буйствует сорная трава. Нет памятного знака и в самой Успенской. Но разве ребята не заслужили доброй памяти о себе после той трагедии? Вообще, кто они, к какой социальной категории можно их отнести? Труженики села? Но от этого они только что ушли, и не хватило буквально нескольких дней, чтобы от новобранцев перейти в число фронтовиков. Не знаю, правильно ли это будет с юридической точки зрения, но я бы отнес их к категории участников войны. Не их же вина в том, что она так жестоко распорядилась их судьбами, не допустив до линии фронта.

Мои раздумья о трагедии под Терновской не истина в последней инстанции. Возможно, что-то прояснится иначе, кто-то из старших станичников еще помнит кого-то из тех призывников; не исключаю, что до сих пор живы родственники некоторых из них, и они могут восстановить в памяти имена если не всех, то хотя бы части погибших. Наконец, доброе дело могут сделать следопыты-старшеклассники и педагоги местных школ.

Свидетельства этого, как и всех других важнейших событий, тогда, естественно, оседали в ильинском районном архиве, но после ликвидации этого района все перешло в Новопокровский. В стенах этого архива не хранится ли ключ к более широкой разгадке трагедии? Александр Иванович одобрил мое решение: «Как только статья будет опубликована, я поеду в Новопокровский архив и попрошу его сотрудников провести тщательный поиск».

Так что есть о чем побеспокоиться и другим живущим ныне успенцам – восстановить память о тех 360 сыновьях станицы, жизни которых оборвались так вероломно, от рук своих же земляков. Предположительно они потом укрылись в Тихорецке. Мы можем и должны установить их имена.

А.Никитин