Февральские ветры. Часть вторая

К столетию февральской революции, которая стала началом нового мироустройства, НГК продолжает публикацию очерков наших постоянных авторов об этом эпохальном событии.

Временное правительство

Взбунтовавшаяся в феврале 1917 года рабоче-солдатская масса не пошла искать правду к царю, как она это делала в 1905 году, а обозначила своим вождём Государственную Думу – тем самым восставшие демонстрировали свою легитимность. Но сама Дума к статусу «революционного центра» не была готова.

В взволнованной атмосфере, царившей среди членов приостановленной царским указам Госдумы, стихийно возникло предложение создать Комитет членов Думы. Подавляющим числом голосов были избраны:

Чхеидзе – социал-демократ (меньшевик).

Керенский – трудовик.

Ефремов – прогрессист.

Ржевский – прогрессист.

Милюков – кадет.

Некрасов – кадет.

Шидловский (Сергей) – левый октябрист.

Родзянко – октябрист-земец.

Львов Владимир – центр.

Шульгин – националист-прогрессист.

По этому поводу Шульгин в своих воспоминаниях пишет: «страх перед улицей загнал в одну «коллегию» Шульгина и Чхеидзе»[1].

Шульгин не только идейно, но и физически не переносил Чхеидзе.

Бывшего председателя Госдумы М.В. Родзянко стали воспринимать как председателя Комитета и как представителя революционной власти, что приводило его в замешательство. «Я не бунтовщик, никакой революции я не делал и не хочу делать. Если она сделалась, то именно потому, что нас не слушались. Но я не революционер. Против верховной власти я не пойду, не хочу идти. Но, с другой стороны, ведь правительства нет. Ко мне рвутся со всех сторон… Все телефоны обрывают, спрашивают, что делать? Как же быть? Отойти в сторону? Умыть руки? Оставить Россию без правительства? Ведь это Россия же, наконец! Есть же у нас долг перед родиной? Как же быть? Как же быть?» – спрашивал он у Шульгина, не зная, что делать со свалившейся на его голову властью. Шульгин отвечал ему: «Берите, Михаил Владимирович! Никакого в этом нет бунта. Берите, как верноподданный…»[2].

И в самом деле, что было делать, когда все царские министры разбежались и никто не знал, где председатель Совета Министров.

А до поздней ночи 27 февраля, 1, 2 марта и далее к Думе прибывают с марсельезой полки, учреждения, заводы. После духового оркестра должна последовать речь Родзянко как представителя «революционной Думы». после многих речей бедный Родзянко приходил в кабинет, падал в кресло, его отпаивали чаем, а вскоре во дворе Таврического дворца раздавался духовой оркестр очередного полка или учреждения, явившегося проявить свою революционную солидарность с «революционной Думой». Так взбунтовавшаяся народная масса утверждала свою легитимность.

Потом стали вылавливать поодиночке министров, разбежавшихся по квартирам, и приводить в Думу. Никто в Думе не давал команды их искать; это делали сами восставшие солдаты и рабочие. Приводили в Думу, конечно, для расправы.

В этой суматохе отвлекаемый многочисленными депутациями, неотложными вопросами Милюков, по возможности советуясь с коллегами по Думе, набросал список членов Временного правительства:

1. Председатель – Г.Е. Львов (кадет).
2. Милюков – министр иностранных дел.
3. Шингарев – министр земледелия.
4. Вл. Ник. Львов – прокурор священного Синода.
5. Терещенко – финансы.
6. Гучков – министр военного министерства.
7. Керенский – министр юстиции.

Среди 37 человек, входивших в 4 состава правительства со 2 марта по 25 октября, один академик, пять профессоров, два приват-доцента. Но и те, кто формально не имел ученого звания, были крупнейшими специалистами в своих областях: юристы А.С. Зарудный и П.Н. Малянтович, экономисты А.В. Пешехонов, С.Н. Прокопович и А.И. Шингарев, инженер А.В. Ливеровский, предприниматели А.И. Коновалов и С.Н. Третьяков. На 37 человек приходилось семь инженеров, шесть юристов, пять экономистов, три врача и три историка.

В первые дни после Февральской революции авторитет Временного правительства был очень высок. Все ведущие партии страны, за исключением большевиков, обещали правительству свою поддержку. Большинство населения страны верило во Временное правительство и также поддерживало его.

3 марта газеты опубликовали программную декларацию Временного правительства.

«В своей настоящей деятельности, – говорилось в ней, – кабинет будет руководствоваться следующими основаниями:

1. Полная и немедленная амнистия по всем делам, политическим и религиозным, в том числе террористическим покушениям, военным восстаниям и аграрным преступлениям и т. д.
2. Свобода слова, печати, союзов, собраний и стачек с распространением политических свобод на военнослужащих в пределах, допускаемых техническими условиями.
3. Отмена всех сословных, вероисповедных и национальных ограничений.
4. Немедленная подготовка к созыву на началах всеобщего, тайного и прямого голосования Учредительного собрания, которое установит форму управления и конституцию страны.
5. Замена полиции народной милицией с выборным начальством, подчиненным органам местного самоуправления.
6. Выборы в органы местного самоуправления на основе всеобщего, прямого, равного и тайного голосования.
7. Неразоружение и невывод из Петрограда воинских частей, принимавших участие в революционном движении.
8. При сохранении строгой военной дисциплины в строю и при несении военной службы – устранение для солдат всех ограничений в пользовании общественными правами, предоставленными всем остальным гражданам».

Как видно из текста декларации, все внимание было уделено вопросам создания демократической республики. Надо прямо сказать, что задачу «внешнего оформления» буржуазно-демократической республики Временное правительство решало достаточно успешно. В короткий срок все пункты декларации были либо выполнены, либо были предприняты серьезные шаги к их осуществлению. (В реализации некоторых пунктов была проявлена даже излишняя поспешность. Например, была объявлена всеобщая амнистия не только для политических заключенных, но и для уголовников. В результате страну буквально захлестнул вал преступности).

Однако всем остальным вопросам в декларации было уделено куда меньше внимания. Между тем крестьян вопрос «Кто будет владеть землей?» интересовал куда больше, нежели свобода слова и печати. Точно так же рабочих больше интересовал вопрос о 8-часовом рабочем дне, а солдат в окопах – о войне и мире.

Анализ действий Временного правительства в земельном вопросе позволяет сделать вывод: оно искало такое решение, которое удовлетворило бы всех, и не понимало, что в тогдашней России такого решения не было и не могло быть. Реально аграрная проблема в России могла быть решена двумя способами:

1. земля остается у помещиков, но тогда разъяренное крестьянство берется за вилы и топоры, а, учитывая крестьянский состав армии, и за винтовки;
2. земля передается крестьянам, но тогда «встают на дыбы» и берутся за винтовки уже помещики.

При любом варианте необходимо было «обидеть» какой-то класс и избежать этого было невозможно. Попытка передать землю за выкуп ни к чему не могла привести, потому что, во-первых, у большинства крестьян не было денег для выкупа, а во-вторых, в условиях высокой инфляции никакой землевладелец не согласился бы обменять реальную ценность – землю – на «бумажки», стоимость которых падала с каждым днем.

25 марта 1917 г. появилось постановление Временного правительства о передаче хлеба в распоряжение государства. То есть была предложена продразверстка. Вслед за этим были установлены твердые цены на нефть, уголь, металл, лен, кожи, шерсть, соль, яйца, мясо, масло, махорку и т. д.

Любое, даже самое лучшее, начинание Временного правительства тонуло в бесконечных словопрениях и дискуссиях. В результате постоянно откладывалось решение любых проблем, в том числе, экономических и социальных. Последнее особенно касалось тяжелого положения рабочего класса. Между тем, именно среди рабочих степень недоверия Временному правительству была изначально значительно выше, чем в других слоях населения (хотя, безусловно, немалая часть рабочих весной 1917 г. правительству верила).

Тем временем правительство создавало все новые комиссии и комитеты. Они, как правило, рождались и тихо умирали, не оставив реального следа, кроме кипы бумаг. Один из их участников, видный политический деятель 1917 г., экономист Н.Н. Суханов, писал впоследствии: «В условиях растущего голода и бестоварья два раза в неделю вел странные академические словопрения экономический совет... Тут не было не только практического подхода к делу, но не было и постановлений, резолюций – одни доклады и возражения, как в добропорядочном ученом обществе».

В целом экономическая и социальная политика Временного правительства отличалась полумерами, боязнью ответственности, стремлением отложить окончательное решение всех важных вопросов до Учредительного собрания.

Почему же Временное правительство, состоявшее из высококвалифицированных специалистов, высокообразованных людей, потерпело крах? Временное правительство не решило ни одного важнейшего вопроса, стоявшего перед страной, практически все его начинания закончились неудачей. Причины этих неудач в следующем:

1. Временное правительство стремилось быть хорошим для всех. Практически же правительство сохраняло существующее положение, а это означало деятельность в интересах крупных предпринимателей и землевладельцев и против интересов рабочих и крестьян.
2. Члены правительства часто не знали (и даже не хотели знать) реальной ситуации, сложившейся в стране. Для них куда важнее было следовать неким «священным», раз и навсегда провозглашённым принципам (теоретически эти принципы могли быть и весьма хорошими, но практика-то всегда шире любой теории) – черта, свойственная большей части интеллигенции.
3. Временное правительство боялось взять на себя ответственность, стремилось отложить решение всех главных вопросов до Учредительного собрания. С этим прямо связана политика полумер и оттяжек. Правительство рассуждало и согласовывало там, где нужно было действовать.

Такое правительство, неспособное предложить массам реального облегчения, ждал неизбежный и заслуженный крах.

В течение каких-то восьми месяцев Временное правительство пережило несколько кризисов, сменило 4 состава, в конце концов, потеряло доверие практически всех слоев населения и в октябре 1917 г. было легко свергнуто.

(Продолжение следует)

А. Хагуров, доктор социологических наук