Записки пациента: взгляд с больничной койки

Миновав КПП, сразу попадаю в другой мир. Неожиданно он оказывается наполненным знаками и символами. Начать с того, что я в него вошел с незнакомой пожилой женщиной, из случайного разговора с которой выяснилось, что она – родная сестра недавно умершей Галины Степановны Дорошенко. Это вице-губернатор по «социалке», которую я по работе в середине 90-х хорошо знал.

На двери моей палаты красуется табличка с указанием имени-фамилии доктора – «Мануйлов Валерий Наириевич». Хм, Мануйлов, значит. Так звали директора краснодарской обувной фабрики, с которым мой отец проработал много лет. Ещё один знак? Пожалуй. А какой? Ну, учитывая, что у отца с ним всегда были прекрасные отношения, видимо, знак хороший. Тоже плюс.

Таких «совпадений» было много. Так что я решил, что это – знаки, и знаки добрые. Разумеется, «доказать» это невозможно, ибо в символизме не существует «доказательств». Важен лишь результат, а он, забегая немного вперед, был весьма позитивным.

В больнице начинаешь понимать, как мало, в сущности, человеку надо. Я пришел с пакетиком, в котором лежали домашняя одежда, тапки, зубная щётка, бритва, да ещё тетрадка и пара книг. Ну и телефон, конечно. Больница предоставила мне кров и пропитание. Хоть и примитивно-безвкусное, зато, говорят, полезное. Вот и всё, пожалуй. Вся материальная жизнь не только меня, но и десятков «товарищей по несчастью» из нашего отделения.

В «прошлом» каждый из нас оставил миллион вещей, казавшихся ему необходимыми. И вот они исчезли. Все сразу. И всё-таки, как ни удивительно, но нам всего хватало. По крайней мере, я ни разу не слышал жалобы на нехватку чего бы то ни было, что осталось там, во внешнем, чрезвычайно разнообразном и «навороченном» мире. Зато постоянно приходилось слышать разговоры по телефону: «Мама (как вариант – папа, сестра, друзья), у меня всё есть, мне ничего не нужно, всё нормально, не заморачивайтесь».

Когда-то Христос и позже его последователи, анахореты, борясь с искушениями, уходили в пустыню, в горы. Больница тоже предоставляет неплохую, хотя и не столь радикальную возможность ввести себя в «пространство отказа». Курящим здесь нельзя курить, гурманам придётся забыть о своих аппетитах, любительницы модной одежды и дорогих украшений будут ходить ненакрашенными и в линялых пижамах. Так мы учимся управлять своими желаниями, а значит, управлять собой. Это неоценимый опыт.

Конечно, видения сочного мяска и картошечки с салатами ещё долго будут будоражить ваше сознание, подобно бесам в «искушении святого Антония», – любимом сюжете живописцев и литераторов на протяжении почти двух тысячелетий. Но, как говорил о египетской пустыне авва Исидор, «разве не ради печали пришли мы в это место»? В любом случае больница учит скромности, смирению и добровольному приятию Судьбы. Не терпению, а именно приятию. Ибо терпение чревато эмоциональными взрывами подавленного Эго.

– Я больше так не могу, мои соседки – это чертовы клуши. Хочу хоть куда, хоть в сарае жить, - кричала по телефону женщина из соседней палаты. Классический случай взрыва как результат неправильной стратегии терпения.

На следующий день ко мне пришел лечащий врач. Тот самый Мануйлов, мой добрый знак.

– Знаете, – сказал он, извиняясь за свое отсутствие прошлым вечером, – вчера оперировал допоздна, вымотался полностью. – Развел руками и чуть виновато улыбнулся.

Валерий Наириевич оказался симпатичным молодым человеком. Вежливым, хотя и весьма немногословным. Может быть, по причине перегруженности работой. Обычные операции занимают в общей сложности 4-5 часов в день, а под словами «вымотался полностью», как я позже узнал, подразумевалась восьмичасовая операция. Трудно даже себе представить ту концентрацию и напряжение всех душевных и физических сил, которые требует такая работа. Впрочем, говорят, что здесь других не держат, остаются только такие, способные выдержать самые экстремальные нагрузки.

Сёстры милосердия

Медсёстры, наши замечательные медсёстры и санитарки. Как рассказывают, только двое из них живут в Краснодаре. Остальные – на обширной территории края, от Старомышастовской до Калининской. Это неудивительно, ведь в той же Калининской главный работодатель, известный производитель кетчупов и всяких соусов под брендом «Балтика» недавно «приказал долго жить». Тогда же опытным путем выяснилось, что людям возраста «за 45» найти работу в станице (и не только в ней) практически невозможно. А тут ещё на «радость» всей стране подняли пенсионный возраст. Вот так и приходится наезжать вахтами на 1-2-3 дня из Калининской в Краснодар.

Нужно сказать, что медсёстры здесь какие-то… особенные, что ли. Моё знакомство с ними началось с анализа крови. Всегда он для меня был подлинным мучением. В поликлиниках, больницах, платных специализированных центрах, – везде. «Вены, – говорят, – у вас тонкие, да ещё убегают». «Ну так ловите их». «… Нет, опять убежала». Я уже смирился с вечными гематомами, как с Судьбой. Но тут не успел я морально подготовиться к очередной экзекуции, как оказалось, что все закончено.

– Всё? – только и смог вымолвить я, и несколько невпопад заметил. – А в поликлинике сестра говорила, что у меня кровь красивая.

– Да это она с вами просто заигрывала, – смеясь ответила сестричка.

Что же касается труда санитарок, то он, на мой взгляд, вообще сродни подвижничеству. Абсолютно непрестижный в представлении общества, оплачиваемый – соответственно этим представлениям. Но попробуем представить его себе без предубеждения: молодая, красивая девушка ставит пациентам, преимущественно весьма почтенного возраста, клизмы, выбривает «интимные зоны» и делает многие другие процедуры, от которых большинство из нас в ужасе и отвращении отвернулись бы. Мы часто брезгуем ими даже в отношении самых близких людей. А тут – каждый день, и с абсолютно посторонними. Причём делается это без единого признака раздражения, с готовностью откликаясь на любую шутку во время процедуры. Что это? По мне, так нечто очень похожее на мирскую аскезу, помноженную на христианское смирение.

В больнице иногда кажется, что время повернулось вспять, и ты помолодел лет на 30-40, опять вернувшись в пору детства и юности. Не последнюю роль в этом играло отношение к нам медсестёр, как к мальчишкам, иногда неразумным и капризным. Да так оно, в сущности, и было. Но подчас они одаривали нас глубокими, прямо-таки философскими образами. Например: «А что трусы не сняли? В операционной надо быть, как перед Создателем».

Мир больницы, как тест и возможность

За окном вьюжил снег, город постепенно погружался в зимний коллапс, но сейчас это был уже другой мир, который ещё совсем недавно был твоим. А в палатах тепло, даже жарко, полный штиль и безветрие. Поначалу, правда, многое бы отдал, чтобы подставить лицо этому холодному, морозному ветру, ощутить хруст снега под ногами. Но это были лишь остаточные явления рвущихся связей с тем «заоконным» миром. Вскоре они прошли. Больничное пространство поглотило свою очередную жертву.

Больница предстала жестко организованным, пронизанным болью и страданием пространством. Однако, «там, где опасность, идет и спасенье», и оно заключается не только в исцелении тела, но и в новых возможностях собственного развития. Надо лишь понять, как жизнь в самых неблагоприятных обстоятельствах превратить в увлекательное путешествие.

Например, совсем неожиданно для себя обнаруживаешь, что просто знакомые, коллеги по работе относятся к тебе с таким потрясающим пониманием и теплотой, что ты не можешь не отозваться на это движение души самой искренней, идущей из потаенных глубин, благодарностью сердца. То же самое касается друзей, родственников.

Больница затягивает, и уже дней через 10 я полностью адаптировался к «новой нормальности» внутрибольничного порядка. Он, в частности, содержит в себе такую драгоценность, как огромное количество свободного времени. Причем, подлинно свободного, т. е. ничем не занятого, в отличие от привычного «свободного времени», состоящего из работы по дому, просмотра кинофильмов или похода в гости. Вот это и есть тот самый момент истины. От вас зависит, сможете ли использовать этот драгоценный дар или утопите его в пустопорожней болтовне и просмотре бессмысленных сериалов.

Конечно, ты ограничен пределами маленькой палаты. И всё же перед тобой открыт весь мир. Во многом благодаря смартфону. Ты можешь получить любую информацию, написать любой текст, переслать его кому угодно. Возможности твои в действительности беспредельны, как Вселенная. Только мы этого очень часто не осознаем.

Исполнение заветных желаний – самая лучшая стратегия на больничной койке. Она даёт нам возможность жить здесь и сейчас, не страшась будущего, которое по понятным причинам в больнице всегда выглядит в тревожных, а то и устрашающих тонах. Мысли об исходе предстоящей операции то и дело наполняют душу леденящим страхом, парализующим волю. Вообще думать о будущем здесь – последнее дело. Ведь боль приходит и уходит, но страх её поселяется в твоем сердце и отравляет сознание, жизнь, мир вокруг. Приходит понимание евангельской мудрости о том, что завтрашний день сам позаботится о себе, а нужно жить днём сегодняшним, ещё лучше – данным мгновением.

Конечно, изгнать мрачные предчувствия не так-то просто, они лезут и лезут в голову. Бороться с ними бесполезно. Поэтому я просто безучастно провожаю их до края сознания, оставаясь сторонним наблюдателем. Там эти «мысли» благополучно пропадают, как корабли за горизонтом. Вскоре я заметил, что их стало намного меньше, а потом они и вовсе превратились в редкость. Вылезет такая тварь, прокричит что-то типа «шеф, все пропало» и убегает. Но я её не преследую, в диалог не вступаю, и она растворяется, как в небе одинокое облачко.

Возникает вопрос, поможет ли это чудо современной техники, привнести в «новую нормальность» больницы своё собственное, личностное измерение? То есть будешь ли ты читать то, что давным-давно хотел прочесть, да всё как-то «не хватало времени»? Писать то, что давно хотел написать, но никак не мог сесть за стол по той же причине? Улучшить свой английский или хотя бы подумать о чем-то очень важном? Или же предпочтешь убивать время за бесплодными, бессмысленными разговорами с такими же товарищами по палате? Выбор есть всегда. В нашем случае он выглядит так: либо ты полностью поглощаешься больничным пространством, становясь его частичкой, и ничем более, либо оставляешь ему, как приманку, своё тело, духом же устремляясь в высоты и глубины. Как не без пафоса в своё время писал Ницше, заставив звезды вращаться вокруг себя. Это настоящий тест для каждого человека. К сожалению, проходят его немногие.

Увы, самая распространенная форма времяпрепровождения – это разговоры, точнее, монологи о болезнях. Каждый повествует о своей хвори в мельчайших подробностях и с большим чувством. Зачем? В чём смысл? Загадка. Особенно странно выглядят мужики, предающиеся описанию своих болячек не хуже истеричных барышень.

О пациентах и жизни больницы

В нашем урологическом отделении № 2 люди «собрались» со всего края, без всякого различия социального и имущественного статуса. Мой первый сосед 79-летний Василий, несмотря на возраст, всё ещё весьма бодрый мужчина из Славянска. Его товарищ и верный слушатель бесконечных историй, лежавший в соседней палате, был откуда-то из-под Туапсе и т. д. Болеют ведь одинаково во всех уголках края, неудивительно, что тут представлена вся его география.

Как бы в подтверждении слов об отсутствии «статусного» разделения пациентов, прямо сейчас, когда я пишу эти строки, в соседней палате жутко завывает молодая, судя по голосу, женщина. Обезболивание тут помочь не может, поскольку, как нам поясняют, главная причина – её ДЦП. Хотя здесь она лечится по профилю, от урологического заболевания.

А больница живёт в своём ритме. За окном непроглядная темень. Уже поздно. Решаюсь отойти ко сну. Из коридора доносится привычное: «Не ели, не пили? Ну и хорошо… Через полчаса освободится операционная, и начнем». Гляжу на часы. Стрелки показывают 23:45. Н-да, «ночная жизнь города» бывает и такой.

… Второй час ночи. По коридору грохочут каталки с прооперированными, где-то вдалеке по-прежнему всхлипывает девушка с ДЦП. Жизнь больницы не замирает ни на мгновенье.

Приходит новый день, а вместе с ним и очередной завтрак.

– Мальчики, кушать, вкусная каша, – в коридоре раздаётся как всегда весёлый голос нашей матери-кормилицы, «в миру» Натальи Ивановны. – Её шутки и неизменно позитивное настроение играют, пожалуй, роль единственной приправы в весьма унылом и пресном больничном меню.

Со временем её настрой передался и пациентам: «О-о-о, мужики, налетай, красную рыбу завезли». В роли «краснорыбицы» неизменно выступала одна и та же безвкусная, как резина, скумбрия. А в финале – торжественный крик кормилицы: «Все наелись и спят».

А жизнь идёт своим чередом: звенят капельницы, развозимые по палатам; нарушая приятную истому праздных пациентов, раздаются истошные крики: «5 палата», «8 палата», «2 палата». Это призывы о помощи, на которые немедленно отзываются медсёстры. Время от времени слышатся возгласы: «Маска, наденьте маску!». Нам постоянно будут напоминать об этом, а мы также постоянно будем забывать это. Персонал продолжит вести вечную и безнадёжную борьбу за соблюдение минимальных внешних приличий.

На переднем крае этой борьбы была роковая Женщина в красном, – одна из медсестер, – настоящая «красная фурия» или «красная валькирия». Она не знала компромиссов. Так что всякий выход из палаты для меня превращался в спецоперацию. Я себя ощущал немецким подводником в 1944 году, когда каждый выход в море был фактически самоубийством в безнадежном противостоянии одиночки с мощнейшей противолодочной обороной союзников. Конечно, я предпринимал меры. Например, проводил перед выходом разведку коридора. Но всё равно, выбравшись из палаты и пробираясь словно советский партизан в немецком тылу, не раз был сражен властным криком, словно очередью в спину: «Ярмиз-и-ин, наденьте штаны!». От неожиданности замираю. Лицо мужика, идущего навстречу, передергивает гримаса ужаса. Увы, операция вновь потерпела неудачу, а мои короткие шортики по-прежнему не аргумент.

«Боевые действия» развернулись, естественно, не по причине внезапно проснувшейся у меня неприязни к этой детали гардероба. Просто моё тело было утыкано пакетами, трубочками, коробочками, словно рождественская ёлка гирляндами, и «упаковка» их в штаны представляла собой весьма нетривиальную операцию, которая проводилась только в редких, особо торжественных случаях. Например, при посещении киоска на втором этаже.

Таинство исцеления

… Лежу в палате интенсивной терапии. Палата напоминает сортировочную станцию, куда свозят больных со всех операционных, и которую они, едва придя в себя, всей душой стремятся покинуть. Куда? Говорят, домой. Да, так и есть, мы уже думаем о своей палате, как о доме. При этом, стремясь «домой», пациенты неизменно

оговариваются, обращаясь к добродушнейшей медсестре, «ради Бога, не принимайте на свой счёт, я бы с вами с удовольствием ещё поговорил, просто очень хочется к своим». Сестра меж тем, образ которой моя память, к сожалению, не сохранила, поскольку после операции была не в самом лучшем состоянии, успокаивала одного из своих подопечных: «… Запомните, самое страшное зло на свете – это страх смерти. Он не даёт вам жить. Только приняв всем сердцем неизбежность финала, вы сможете наконец начать жить. В противном случае Страх сожрёт вас изнутри, превратив в жалкое пресмыкающееся существо». Это самые прекрасные и правильные слова о жизни и смерти, которые я слышал за много-много лет.

… Последние дни на больничной койке. За окном по-прежнему непогода и сугробы, но в душе странное чувство. Ощущение чуда. Чуда исцеления. Умом этого не понять. Можно лишь почувствовать. Сердцем.

До выписки уже несколько часов. Но что это? Кажется, поднимается температура, тело ломит и т. д. Ощущение, будто заболеваю, хотя термометры показывают «всё в норме». Это больница не хочет выпускать меня из своих цепких объятий. Ведь я уже стал её частью, и она не хочет делиться ей с миром. Но я всё равно ухожу…