Брависсимо!

Краевое министерство финансов начало год с Приказа № 1.

Это, конечно, не тот знаменитый Приказ № 1, который превратил «одиннадцатью строчками одиннадцатимиллионную армию в труху и сор», после чего 300-летняя монархия Романовых прекратила свое существование, а Русь, по замечанию очевидца тех событий философа Василия Розанова, «слиняла в два дня. Самое большее – в три».

И всё же нынешний Приказ № 1 выделяется в нескончаемой череде обыденных документов. Он вводит в действие Кодекс этики и служебного поведения в краевом министерстве финансов.

В его преамбуле авторы широкими мазками рисуют, как должен и как не должен вести себя чиновник, что говорить, во что одеваться, а также чего вправе ожидать от него простой гражданин.   

Оказывается, «Гражданин Российской Федерации вправе ожидать от гражданского служащего поведения в отношениях с ним, в соответствии с положениями настоящего Кодекса». Формулировка, кстати, весьма любопытная, поскольку в ней не утверждается, что чиновник будет себя вести в соответствии с Кодексом, а говорится лишь о вашем праве ожидать такого поведения. А что если это ожидание не оправдается? О таком «повороте сюжета» в документе не сказано ничего. Видимо, всё останется традиционно, как в некрасовские времена:

«… И пошли они, солнцем палимы, повторяя «Суди его бог!», Разводя безнадежно руками,    

И покуда я видеть их мог, 

С непокрытыми шли головами».  

Пункты в Кодексе – один интересней другого. Из них, например, следует, что документ служит «основой для формирования должной морали в сфере гражданской службы, уважительного отношения к ней в общественном сознании, а также выступает как институт общественного сознания и нравственности гражданских служащих, их самоконтроля». 

Что такое должная мораль и чем она отличается от недолжной – известно только составителям. Хотелось бы лишь заметить начальнику отдела министерства Алексею Гонтарю, подпись которого красуется под сей бумагой, да и самому министру Александру Кнышову, подписавшему Приказ № 1, что никакие юридические документы мораль или нравственность не формируют. А тем более не могут сформировать в «общественном сознании» уважительного отношения к ней. Да и не существует никакой отдельной морали «в сфере гражданской службы».

По мере движения вглубь документа становится, как у Алисы в стране чудес, «все страннее и страннее, все чудесатее и чудесатее». Вот видим, как извивается, будто морской конёк в воде, причудливый подпункт: «исходить из того, что признание, соблюдение и защита прав и свобод человека и гражданина определяют основной смысл и содержание деятельности министерства» (пункт 3.3).

Так вы ж вроде не правозащитники, вы должны финансами заниматься, откуда тогда взялся этот «основной смысл и содержание»? Тем более, что в миссии министерства, изложенной страничкой выше, о подобных материях не сказано ни слова. И зачем какому-нибудь минфиновскому бухгалтеру, чья функция считать деньги и заполнять платежки, при этом «способствовать межнациональному и межконфессиональному согласию», а также «учитывать культурные и иные особенности  различных этнических, социальных групп и конфессий»?  

А вот как определяет Кодекс моральный облик чиновника финансового ведомства. Отныне при разговоре с вами (как с физическим лицом или от имени предприятия/организации, неважно) он обязан: «проявлять вежливость и доброжелательность», почтительно относиться к людям старшего возраста, не перебивать без необходимости, «проявлять заинтересованность к вопросу гражданина» и «нести персональную ответственность за результат». Нельзя допускать пренебрежения, оскорблений или грубости, нельзя даже «тыкать», а перед началом диалога необходимо учтиво поинтересоваться: «Как я могу к Вам обращаться?».

В целом требования Кодекса относительно взаимоотношений чиновников между собой можно поделить на малореализуемые и абсолютно нереальные. К первым относится запрет на тыканье. В наших «палестинах» это самая обычная форма общения начальника и подчиненного, признак превосходства первого над вторым. Но не унижающая, а скорее показывающая иерархию. Это сидит в генах, в подсознании, с далеких советских времен. Хотя в отдельных случаях, пусть и с трудом, ещё можно представить такой переход от неё к вежливости и этикету.

Но есть вторая часть, абсолютно нереальная. К ней, например, относится пункт «не допускать обсуждения личных и профессиональных качеств госслужащих в коллективе». Иными словами, запрет на сплетни. Это просто фантастика! Да скорее небо на землю упадет, а римский папа станет иранским аятоллой, чем в администрациях откажутся от сплетен. Более того, отсутствие сплетен – плохой знак. Свидетельство того, что в отделе друг друга ненавидят, никто никому не доверяет и все, при случае, стучат. Но в таком отделе не будет не только сплетен, но и работы, да и жизни.   

Есть и откровенно юмористические пассажи. Ну, вроде пункта 3.12, согласно которому «гражданский служащий, наделенный организационно-распорядительными полномочиями, должен быть образцом профессионализма, безупречной репутации… принимать меры по предупреждению коррупции», не допускать «коррупционно опасного поведения», подавать пример «честности, беспристрастности и справедливости». Или пункта 4.2, требующего от начальника «самокритики, признания своих ошибок при принятии решений» и «совместного (с подчиненными) анализа… причин неудач». Ха-ха. Шеф – весь в белом, образчик безупречности и всех возможных лучших качеств, – но, видимо в порядке христианского смирения, всё равно кается, признавая свои ошибки. А подчиненные глумятся, «насыпая» ему всё больше, не без удовольствия сообщая, где он «лоханулся». Такое трудно представить себе даже теоретически.

Короче, чиновники минфина срочно становятся ангелами во плоти. Вплоть до того, что они в обязательном порядке бросают курить и материться. А их одежда должна не только являть образец делового стиля, но и подпадает под множество самых разных ограничений, пренебрежение которыми грозит крутыми «разборками» на комиссии министерства по соблюдению требований к поведению госслужащих (кстати, единственный пункт Кодекса, где предусмотрены реальные санкции). Только один пример из упомянутых ограничений: в одежде не может быть более трёх цветов (неярких), она не должна содержать изображений людей, животных и слов. Запреты покруче, чем в исламе! Там, по крайней мере, буквы не только разрешены, но и приветствуются. По крайней мере, искусство каллиграфии традиционно находилось на самом высоком уровне, и надписи имеются даже в мечетях, а первая буква арабского алфавита (алеф) так и вообще считается священной. То есть чиновник минфина по уровню строгости должен превзойти даже самых строгих поборников религиозных правил.  

Для хороших, примерных госслужащих Кодекс предусматривает поощрения. Как сказано, «нематериального характера». Выглядят они, как, впрочем, и всё остальное, совершенно невероятно. Ну, ещё как-то можно согласиться с пунктом «поздравления с праздниками», хотя это полная формальность. Но вот участие госслужащих в «конкурсах», «культурных и спортивных мероприятиях» звучит просто зловеще. Прямо не госконтора, а какая-то художественная самодеятельность вперемешку с кружком «умелые руки». А чего стоит добровольно-принудительное «изучение… истории министерства». И это не наказание. Так рекомендуется поощрять лучших (п. 8.1).

Увы, Кодекс стал лишь ещё одним в длинной череде документов, при составлении которых авторы должны демонстрировать не столько узко специальные знания, сколько свои представления о мире и жизни, свой кругозор, глубину анализа, мысль, умение её формулировать и т. д. И всякий раз они показывают, что, к сожалению, с этим всё обстоит крайне печально. И принятый Кодекс – очередное тому подтверждение.