Искусство жить

Передо мной сидел человек, внешне напоминавший артиста Валентина Гафта. Его руки украшали длинные, худые, словно у пианиста, пальцы. Три из них на левой руке были украшены огромными гайками и находили своё завершение в не менее огромных, ухоженных ногтях.

– Гайки, колесо, самогон – величайшие достижения человечества, сообщил мне человек. – Хорошо, когда они при тебе. Хотя я уже три года не пью, и самогон мне без надобности.

– ???...

– Да, вот так. С тех пор как увидел во сне огромную огненную надпись на чёрной стене: «Не пей!». Поначалу я попытался пренебречь приказанием свыше, да чуть было не отдал Богу душу. Врачи буквально вытащили меня с того света. С тех пор никогда не пытаюсь игнорировать голос небес. И сделал вот какой вывод:

Удивляюсь чему-то всю жизнь.

Удивляюсь я Солнцу, луне.

Удивляюсь, что кто-то, где высь

Мягко потворствует мне.

Родился кубанский художник на Камчатке. В дощатом бараке, метрах в 150 от безбрежного Охотского моря. Вскоре оно навсегда забрало его отца. А потом они уехали. На Кубань. В далеком 1952 году. От Камчатки осталась любовь к вонючей рыбе с опарышами – любимому лакомству местных корейцев. И первое детское впечатление и даже потрясение от нового мира – он весь в движении и жизни: все бегает, пищит, кукарекает. Тогда как прежний, камчатский мир – только тундра и море.

Новый мир когда-то был щедро оплачен кровью его предков. Дед до конца жизни носил в себе два осколка того самого снаряда, которым был убит генерал Корнилов. В роковой апрельский день 1918 года они были вместе, в одной хате.

– Потом пришел черед поступать. В вуз. И это был, конечно, худграф Кубанского университета. Так, ничего особенного. А вскоре я женился, и вот уже более полувека живу со своей Татьяной Моисеевной. Работала она в аптеке, и это было просто прекрасно, поскольку у нас всегда было в достатке боярышника и разных спиртовых настоек. А также закуски. Времена были дефицитные, и это обстоятельство было чрезвычайно важно. Так наш обычный станичный дом регулярно превращался в настоящий богемный клуб для знакомых и приятелей, – писателей, поэтов, художников, без рисовки и позы сообщил вехи своей биографии Павел.

Бабенко работал в станичной школе простым учителем рисования. И ещё учителем труда. О тех годах вспоминает с теплотой, хоть и было их всего три. А потом он ушел, чтобы через некоторое время огорошить свою супругу заявлением: «больше работать не буду!». Было это больше 30 лет назад, когда ему исполнилось лишь 44 года. Жена, надо сказать, отнеслась к выходке мужа с пониманием. А он не нарушил данного слова, и на работу больше – ни ногой. Хотя и приходилось время от времени подрабатывать покраской ларьков и прочей халтурой. Впрочем, выпить-закусить в доме всегда было, а это ведь намного больше, чем легендарная «в кармане пачка сигарет» для поэта. И значит, в жизни все было неплохо на каждый «сегодняшний день», которым он и жил все эти годы. Вот уже три четверти века кряду. А ещё было творчество, всегда свой взгляд на вещи. Окружающие, символические и даже потусторонние.

Он не замкнулся в себе, своих сюжетах, красках и холстах. Его философией всегда была философия жизни. Ведь жизнь – вездесуща и выше всех теорий. Так и он, всегда сам по себе, и в то же время в мире. Свободен от господствующих мнений, принадлежит себе. Это чувствовали окружающие и коллеги. Даже случайные соседи. Как в Вышнем Волочке, на всероссийской творческой даче художников. Тут, по воспоминаниям Павла, художники вставали ни свет ни заря и шли рисовать свои картины, кто на природу, кто куда. Не то, чтобы им это было очень нужно, просто все изображали творческое рвение. Такие традиции царили в этом «месте отдохновения», такие порядки, так должен был поступать каждый. На завтрак «отдыхающие» приходили уже порядком грязными, испачканными красками, поскольку кисти вытирали о халат, демонстрируя тем самым, что не могут отвлечься от процесса творения даже на секунду, чтобы воспользоваться тряпкой. Своим полубезумным видом они вызывали у некоторых окружающих уважение, у некоторых – священный трепет.

Нарушить традиции было немыслимо, всё равно как разрушить предустановленную гармонию, противопоставив себя коллективу. Павел нарушил, а потому коллектив отдыхающих смотрел на него косо, как на святотатца, разбившего скрижали и покусившегося на сакральность традиционных ценностей. Многие даже побаивались. А в целом обстановка была та ещё, так что выдержал он полсрока, после чего собрал вещи и уехал.

Искусство как терапия

7 лет назад Павел создал группу «Наивные художники Кубани (гаечники)». Он учит молодых людей носить «гайки», ведь «на них весь мир держится», а также рисовать только свои собственные мысли и идеи, не прибегая к воровству у других. Он не исправляет, не диктует, не пытается навязать какую-то свою технику, только иногда подсказывает, направляет. Ведь главное в живописи, по его мнению, – это ощущение свободы, которое приходит, когда то, что «бродит» глубоко в тебе, выплёскивается на холст, воплощается в зримый образ и начинает свою собственную жизнь.

Это целое направление в живописи под названием аутсайдер-арт –искусство художников с психиатрическим диагнозом. Продаётся оно не очень хорошо, отсюда бескорыстность и искренность мотивов творчества и человеческих отношений. «Они настоящие, не зажравшиеся», – говорит Паша. Изгнание коммерции из этих стен, как Иисусом менял из храма, не означает, однако, замкнутость. Люди регулярно «выходят в мир» и показывают свои творения. Была же эта замечательная выставка в главном нашем краевом художественном музее им. Коваленко, был «Король и наивные» в Свято-Ильинском

храме, а затем Ночь музеев 2019 года. В тот последний год, когда ещё музеи, город и мир не накрыла «новая реальность», не началось повальное бегство в убогий онлайн, в поисках иллюзорного спасения от хвори. Когда-нибудь о таких выставках будут рассказывать детям. Но они всё равно не смогут поверить. Откуда им будет знать о таких вещах? Смелость, искренность, свобода, полет мысли…, – эта удивительная, невероятная старая реальность.

Бабенко (Августинович) Павел Павлович работает в жанрах натюрморта, композиции, портрета. Член СХР с 1993 г. Награжден дипломом II степени в области живописи и Второй премией на краевой выставке-конкурсе художников Кубани («Биеннале-1995», г. Краснодар), дипломом I степени в области живописи и Первой премией на краевой выставке-конкурсе художников Кубани («Биеннале-2005», г. Краснодар), стипендиат Министерства культуры РФ (2005 г.). Участник выставок и конкурсов: зарубежных, международных, всесоюзных, всероссийских, республиканских, зональных, краевых, персональных. Работы художника находятся в фондах Министерства культуры РФ, Краснодарском краевом художественном музее им. Ф. А. Коваленко, Краснодарском краевом выставочном зале изобразительных искусств, в музее современного искусства «Эрарта» (г. Санкт-Петербург).

Свобода и творчество – главные составляющие арт-терапии. Да-да, есть и такая. Её эффективность официально подтверждена. Так директор «Кубанского регионального наркологического центра «Генезис» Ирина Койкова говорит:

– Арт-терапия – самый лучший метод социальной реабилитации. Он позволяет инвалидам самореализовываться, заниматься самопознанием, саморазвитием. Более того, это помогает сплотиться людям в коллектив и научиться общаться.

Скромность, конечно, далеко не самая сильная черта Паши. Может быть, её вообще нет. Даже буква «ша» в его имени изображается им в виде короны, ясно давая понять, что перед тобою – король. Король русского натюрморта, как он именует себя, утверждая, что превзошел в этом жанре голландцев.

– Они пишут качественно, но коммерчески, а я – по-русски, от души. Я когда рисую натюрморт, то пишу Россию, русского человека и всё, что ему дорого: пучок лука, шмат сала, обязательно бутылку водки или самогона, – говорит кубанский художник.

Известный искусствовед, действительный член Российской академии художеств, заслуженный деятель искусств РФ Александр Якимович так, в частности, описывает его «Натюрморт с золотым лучком»: «старая дверь положена на грубые стулья… пара горшков да уже знакомые пузатые бутылки, и этот кусок немудреного быта вроде бы погружается опять в кроваво-огненные сполохи раскаленных эмоций. Но тут – стоп. Доводить эту феерию огня и крови до ощущения опасности мастер не хочет, он… как бы поперек композиции укладывает пучок свежесрезанного, сочного, золотистого лука. Зритель приготовился к высокой трагедии, к мистерии, а тут ему предлагают пожевать острого овоща (например, под хороший кубанский самогон) и вспомнить о простых радостях жизни».

Удивительно, но может быть, как утверждает Паша, в таких натюрмортах действительно отражается мироздание. Может быть, это говорится не для красного словца. Или не только для красного. Вот только что была простота быта, грубость посуды, примитивные глиняные горшки, самогон и эмоции, как их сменяет тоже натюрморт, но с благородным графином, хорошими бокалами, фруктами в вазочке. Но благополучия нет. «Мир застыл, как пишет уже цитированный Якимович, – в холодных переливах голубых и синих тонов». Если в других полотнах сполохи адского огня, то здесь, напротив, царит холод, который всё так же отравляет жизнь человеческую, пробует её на излом. Тут воздух, сама атмосфера пышет то холодом, то нестерпимым зноем. Это Дантов Ад, который мы сами творим на Земле, и только вовремя водруженная на стол бутылочка, лучок и картошечка, при всей своей обыденности, могут вернуть вот в это самое место, – комнату, хижину, завалинку – жизнь, изгнав силы Зла. В этом великая сермяжная правда – целебный эликсир против всех душевных болей, жизненных неудач, невзгод находятся не где-нибудь за тридевять земель, а рядом с нами, буквально под носом. Только нужно суметь его увидеть. Вот Павел, по мере сил, и стремится помочь нам. Своими натюрмортами.

Помимо живописи, он ещё пишет стихи. Уже больше тысячи. Размером они напоминают знаменитые «Рубаи» Омара Хайяма. Естественно, «скромный» Паша любит сравнивать себя с великим персом. Так и говорит: я – русский Омар Хайям. Хотя иногда он свои стихи почему-то называет хокку. Может быть, из-за любви к Японии, поблизости от которой когда-то жил. Выглядит «русское хокку» примерно так:

За окошком синева,

На окошке кошка

Потянулся я слегка

Выпил я немножко.

Говорит, что уже к 18 годам перечитал всю классику: европейскую, китайскую, японскую и пр. На этом всё, пришёл в тупик, поскольку больше ничего не осталось. А ещё признаётся, что, конечно, любит понты. Но обоснованные. В отношении коллег часто резок, иногда беспощаден. Но всегда правдив, не кривит душой. О себе же Павел рассказывает, как на выставке в московском Манеже, куда было приглашено более 100 художников со всей России, в том числе и он, академик Якимович, цитированный выше, спросил у него: «А ваша жена знает, что вы – гений».

Так ли это, мы судить не берёмся, но нельзя отрицать, что многие картины Павла оценивались весьма высоко, хотя и не всегда в деньгах. Так, одна из картин, в основу которой лег знаменитый шедевр Матисса, но с существенными дополнениями и названием «Матисс в гостях у Паши на Кубани», была обменяна на грузовичок и ещё тележку вермута. Почти вся квартира, от пола до потолка, была тогда заставлена божественным напитком, который, к тому же, пришлось затаскивать на высокий этаж буквально на своем горбу. Лифт в доме был, но им пришлось пренебречь, так как всю жизнь его мучает клаустрофобия. И лифты – главный враг.

А потом встретил друга, одного художника. Привёл в гости, но «приговорив» всего бутылку на двоих, тот вдруг засобирался и быстро ретировался. Конечно, сначала хозяин был удивлён, обескуражен, винил даже «загадочную русскую душу». А потом понял. Как художник художника. Ушедший гость привык считать, собирать, складывать копеечки – одну к другой – на бутылочку. Одну-одинешеньку. И он был просто шокирован, подавлен и даже раздавлен невиданным изобилием, богатством, неожиданно свалившимся на голову. Его психика могла не выдержать испытания алкоголическим раем, и потому он бежал, боясь просто потерять рассудок.

Творчество Бабенко подлинно народное, иногда даже народно-кубанское. Как, например, композиция «Борщ». Для иностранных зрителей картина снабжена переводом – Borch. Что из такого перевода можно понять, сказать трудно. Зато на столе всё предельно ясно – три тарелки с красным, аппетитным борщом, три стакана и неизменная большая бутыль. А вот композиция, которая так и называется, – «Русское счастье». Её, кстати, купил Музей современного искусства «Эрарта» из Санкт-Петербурга. Там представлены все основные составляющие счастливого вечера – пучок зелёного лучка, трёхлитровая банка с огурчиками, уже открытые, словно призывающие едоков консервы, и, конечно же, много, аж четыре штуки стоящих в отдалении большущих бутылей.

Достаточно солидный возраст Павла Бабенко по-прежнему не сказывается на долгосрочности планирования.

– На сегодня у меня намечено для разработки, – делится он своими планами, – четыре десятка новых тем. Есть тема Ньютона, уклоняющегося от яблок. (Кстати, у меня к его закону всемирного тяготения накопилось немало вопросов). Есть тема борьбы с Адом, который продолжался весь ХХ век. При полном отсутствии Рая. И много чего ещё.

Но больше всего его сейчас занимает персональная выставка в Русском музее, в Москве. Своеобразное подведение итогов прошедших десятилетий жизни. Попытка диалога с очень искушенной публикой, привыкшей к мастерам и шедеврам. Пригласили, но на всё нынче нужны деньги, и Павел пытается немного освоить такую далёкую от него сферу деятельности, как финансы. Можно сказать, финансовый менеджмент. Получается пока не очень. Гораздо хуже, чем писать картины. Но он не сдаётся. В конце концов, пока светит солнце, есть краски и руки могут держать кисть, жизнь не закончена. И быть может, в её продолжении Судьба найдёт для него партнера для издания каталога выставки в Русском музее. Это будет их совместный шаг в историю . Речь идёт об относительно небольшой сумме.