Серебряное стружие

Вышло второе, дополненное издание книги Петра Ткаченко «Поиски Тмутаракани. По «мысленному древу»: от «Слова о полку Игореве» до наших дней». Литературно-критическая повесть. (М., «Звонница – МГ», 2022).

«Слово о полку Игореве» – уникальное и непревзойдённое поэтическое творение древнерусской и мировой литературы второй половины ХII века. Подобного творения не было в других землях и странах, что свидетельствует о высочайшем культурном уровне Древней Руси. С него начинается великая русская литература, имевшая к тому времени уже двухсотлетнюю историю.

Это поэма о том, как погибает и как спасается в вере человек. Вот уже более двух веков «Слово» изучается историками, писателями, учёными разных направлений знаний, широкими слоями общества. Ни один памятник письменности не изучался столь активно и всесторонне. Но «Слово» зачастую изучалось лишь как исторический источник, а не с точки зрения духовной природы человека. Настало время его собственно поэтического прочтения, как мощного творения духа и мировоззрения самого автора поэмы. За прошедшие века «Слово» не устарело, так как рассказывает не только о прошлом, о том, что было когда-то, но о том, что происходит с человеком  в его земной жизни всегда, во все времена. Оно содержит в себе код нашего народного и государственного бытия.

Автор прочитывает «Слово», как и должно, – через христианское понимание мира и библейские образы.

Известный литературный критик, публицист и прозаик Пётр Ткаченко доказывает в этой книге, сколь злободневно и необходимо нам сегодня «Слово о полку Игореве».

Катерина Беда

 

Преобладающая «историческая», а не художественная, не духовная традиция прочтения и изучения «Слова о полку Игореве» оказалась для нас довольно коварной. В том смысле, что исключала понимание поэмы с точки зрения самого автора, прибегая в толкованиях к более поздним представлениям. Творение невероятной высоты духа, художественной, образной силы осталось, по сути, не постигнутым, что ничем не извинительно.

            Позитивистское, материалистическое представление о жизни человеческой вне духовной природы человека оказалось преобладающим и, по сути, повсеместным. А погоня за семантикой, значением отдельно взятых слов, вне контекста поэмы, не позволяет различить действительный смысл изображаемого в ней. Хотя хорошо известно, что в художественном произведении каждое слово имеет свой специфический смысл, отличный от его словарного значения и от любых иных его применений.

Рассмотрение же исторических событий самих по себе, вне их духовного содержания и смысла,  остаётся набором фактов и не более того, ибо оно обходит мотивацию этих событий, их причины. А причины эти всегда находятся в области сознания и духовной сущности человека. Но здесь мы находимся практически в том же состоянии, о котором писал в предисловии к «Герою нашего времени» М.Ю. Лермонтов, что публика наша столь простодушна, «что не понимает басни, если в конце её не находит нравоучения» и что «самая волшебная из волшебных сказок у нас едва ли избегает упрёка в покушении на оскорбление личности». Иными словами, заметно какое-то катастрофическое падение художественной культуры, образного мышления, без которого деградируют и другие формы сознания.

            А в случае с прочтением «Слова о полку Игореве», кроме того на читателя давит такая мощная махина «научных» толкований, перед которой, как правило, не может устоять никакой «благонамеренный читатель». Целые торосы этимологических толкований слов к прояснению текста поэмы отношения не имеющие, когда исследователи пытаются установить не значение слова в тексте поэмы, а его происхождение, его словарное значение. Особенно это относится к авторским словам, к тем, которые нигде кроме «Слова о полку Игореве» не встречаются.

            Между тем, как верное понимание только одного слова может не то что уточнить, но представить изображаемое в прямо противоположном общепринятому его пониманию. Это особенно наглядно видно на примере толкования слова стружие, то есть – копья.

Слово стружие в тексте поэмы встречается дважды. Причём, в очень сходных, даже аналогичных по смыслу изображаемых ситуациях. В описании первой битвы с половцами, казалось, такой лёгкой и удачной, с богатыми трофеями среди несомненных символов княжеской славы вдруг называется «серебряное стружие», что таким же символом славы не является. Но, как известно, эта первая лёгкая победа оказалась ловушкой, в которую половцы заманили русичей.

Перед описанием этой битвы Автор отмечает, что русичи перегородили червлеными щитами поля, «ищучи себе чти, а князю славы», то есть – себе чести, а князю славы. И далее изображается что было в этом столкновении с половцами честью, а что княжеской славой:

С зарания в пяток (в пятницу) потопташа поганыя полки половецкия, и рассушясь стрелами по полю, помчаша красныя девкы половецкыя,

а с ними злато,

и паволокы,

и драгыя оксамиты.

Ортьмами,

и япончицами,

и кожухы

начаша мосты мостити по болотам

            и грязевым местам,

и всякыми узорочья половецкыми.

 

            Чрлен стяг,

            бела хоругвь,

            чрлена голка,

            сребрено стружие –

Храброму Святославлию!

            Первые издатели «Слова» смутили последующих исследователей, посчитав, что атрибуты княжеской славы в данном случае – это половецкие трофеи, доставшиеся Игорю Святославличу: «Багряное знамя, белая хоругвь, багряная чёлка и серебряное древко достались отважному Святославичу». Но как «белая хоругвь», знамя с ликом Христа может быть у половцев, преемников хазар, если они называются в поэме «погаными», то есть иноверными и даже «детьми бесовыми»?.. Не поняли первые издатели и значения «серебряного стружия», полагая что это древко копья. Так и перевели «стружие» в обеих случаях – древко копья. Многие последующие исследователи, вослед за первыми издателями, полагали, что символы княжеской славы в данном случае, это – половецкие трофеи. Хотя текст поэмы не даёт оснований для такого прочтения.

            Следует отметить, что все слова, символизирующие в данном случае княжескую власть и славу, были хорошо известны современникам Автора. Хоругвь – знамя с ликом Христа: «Половцем стреляющим и руси противу им, ту же Марцел хоругве своее отбеже и русь взят ю» (Ипатьевская летопись»).

Стяг – боевое знамя. В «Слове» стяги «стоят», «глаголят». Выражение «стяги глаголют» было расхожим. По положению стяга определялась победа. Падение стяга означало поражение: «Падоша стязи Игоревы»: «Яко знаменье на холме, знаменье глаголет стяг, им же знаменуют воеводы победу». Челка – бунчук, кисть на древке знамени; «И бысть сеча зла, и потяша и стяговника нашего, и челку стяговую сторгша стяга» (Ипатьевская летопись).

            Нельзя не заметить, что только «серебряное стружие» в этом перечислении несомненных атрибутов княжеской славы, – знамя, хоругвь, челка – явно выбивается и даже кажется неуместным. Почему в этом ряду вдруг названо копьё стружием? Хотя копьё необычное – серебряное. У автора поэмы слово серебряный имеет значение предельной возвышенности: «Серебряные струны», «серебряная седина», «серебряные берега», «серебряное стружие». Справедливо отмечал Г.Ф. Одинцов, что «оружие употребляется в окружении явных церковнославянизмов, является «архаично возвышенным» и «архаично-торжественным» («Стружие», Альманах библиофила, выпуск 21, М., «Книга», 1986).

            Исследователи уже давно обнаружили упоминание слова стружие в других памятниках письменности. Примеры из «Истории Иудейской войны» Иосифа Флавия приводил ещё В.Н. Перетц в 1926 году. Встречается это слово также и в «Хождении Даниила Игумена» («Житие и хождение Данила Руськыя земли игумена 1106-1108»). (См. «Словарь-справочник «Слова о полку Игореви» В.Л. Виноградовой, Л. «Наука», 1978, выпуск 5).

            В своём Хождении Даниил описывал место распятия Христа. И упоминал стружие, копье, которым пробивали рёбра умирающего Христа: «Есть же распятие Господне к востоку лиц, есть же на камени высоко было, яко стружия выше».

В данном контексте Даниил «не случайно – употребил «стружие» именно как название копья. Продолжая описывать «Распятие», Даниил, как всегда, вспомнил евангельский рассказ, связанный с этим местом: он указал на «разселину на камени», куда «снизе кровь и вода из ребр владычень», когда один из воинов копьем пробил ребра умершего Христа» (В.П. Адрианова-Перетц).

Слово «стружие» имеет только этот евангельский смысл, и «ни в каких других, в том числе более поздних, чем упомянутых здесь древнерусских текстах, это слово не встречается» (Г.Ф. Одинцов). И далее исследователь уточнял: «Других упоминаний слова стружие в древнерусских текстах словарные картотеки Института русского языка АН СССР (г. Москва) не фиксируют». Следовательно, и в «Слове о полку Игореве» стружие несомненно имеет именно этот евангельский смысл, а вовсе не является характеристикой реального оружия или типа копья.

Да, стружие это копье. Но копья бывают разными. В тексте поэмы есть и копья, и сулицы – метательные копья. Но почему здесь в описании первой удачной битвы с половцами и, вроде бы, победы копье названо серебряным оружием? Именно в евангельском значении. Причём, среди атрибутов княжеской славы Игоря.

Тем самым Автор образно, а не декларативно говорит, что у князя Игоря теперь две славы:  несомненная, связанная со стягом, хоругвью и челкой; и – слава, связанная с серебряным стружием, антихристианская.

Этим Автор характеризует и эту, вроде бы удачную битву, что она явилась делом не Божеским, не христианским. Слава ведь бывает разной – доброй и недоброй, что сохраняется в пословице: добрая слава лежит, а худая – бежит. Да и в тексте «Слова» говорится о двух половинах славы: «Свивая славы оба полы сего времени». Вот о чем сообщал Автор «Слова», упоминая о стружии. Происшедшую здесь битву, он уподобляет распятию Христа. Это подтверждается и тем, что битва произошла в пятницу, то есть в день распятия Христа: «День тот был пьятница» (Евангелие от Луки, 24; 54). «Тогда была пятница пред Пасхою, и час шестой» (Евангелие от Иоанна, 19:14). Даже если битва действительно произошла в пятницу, в контексте изображаемого в поэме, это имеет уже не только историческое, хронологическое, но евангельское значение.

Наиболее проницательные исследователи верно поняли, что такое «серебряное  стружие». Ссылаясь на примеры употребления этого слова в других памятниках, исследователи пришли к выводу, что стружие в «Слове о полку Игореве», это то копьё, которым проткнули ребра Христа при его кончине. Однако не соотнести это с тем, что изображено в поэме. С тем, почему в изображении первой битвы Игоревых воев Автор употребляет именно это слово – стружие.

Употребляя слово стружие, «серебряное строжие», Автор поэмы жестоко осуждает Игоря за эту первую удачную битву.  Но делает это не с помощью декларативного обличения, но образно, называя копье стружием, то есть тем копьем, которым поражали Христа. Тем самым он уподоблял князя Игоря тем воинам, которые это сделали, а потом делили Его ризы, Его одежды: «Воины же когда распяли Иисуса, взяли одежды Его, и разделили на четыре части…» (Евангелие от Иоанна, 19: 23); «Распявшие Его делили одежды Его, бросая жребий, кому что взять» (Евангелие от Марка, 15:24). Впрочем, образно говоря, люди и позже, и до сих пор делят Его ризы, одежды. То есть, клянутся в верности Ему без достаточной веры в Него… Такой смысл тоже присутствует в поэме через употребление слова стружие.

Второе упоминание слова «стружие» в поэме связано с буйством обесившегося князя Всеслава, который «дочтеся стружиём злата стола киевского». То есть только дотронулся стола киевского. Восставшие киевляне на короткий срок посадили его на великокняжеский стол: «Глагол «дотчеся» достаточно хорошо передаёт непрочность временный характер победы Всеслава» (Г.Ф. Одинцов). Автор осуждает Всеслава, так как он Христу «путь прерыскивал», то есть бунтовал против Бога. Стремился до ветхозаветных кумиров и болванов Тмутараканя, к чужим богам.

Как видим, оба упоминания о стружии имеют не то, что сходное, но аналогичное значение. Уподобление же всяческого небожеского дела распятию Христа является обыкновенным. Ведь и в мутном сне Святослава его не только хоронят, но – распинают на кровати тисовой. Дают ему «синее вино с трудом смешено». Так же, как Христу на Голгофе: «И дали ему пить вино со смурною, но Он не принял» (Евангелие от Луки, 15:23). А в Евангелии от Матфея: «Дали ему пить уксуса, смешанного с желчью; и отведав, не хотел пить» (27;34).

Уже только само упоминание в поэме слова стружие свидетельствует о том, насколько Автор был образованным человеком, насколько был начитан и пропитан книжной мудростью, насколько  созданное ранее было и оставалось для него живой реальностью.

Труды Иосифа Флавия были наиболее распространёнными среди других переводных книг. Л.А. Дмитриев в связи с пятидесятилетием работы В.Н. Перетца «К изучению «Слова о полку Игореве»…» писал: «Чисто словарных совпадений между «Словом» и «Повестью» Флавия, как было указано Барсовым, гораздо значительнее, чем между «Словом» и каким-либо иным памятником древнерусской переводной или оригинальной литературы». То есть, Автор «Слова» очень хорошо знал книги Флавия, переосмысливая их. Примечательно, что как у Флавия, так и в «Слове о полку Игореве» слово стружие употребляется в сходном, некоем осуждающем контексте. Но есть у Флавия сцена награждения воинов после победы, очень сходная со сценой в «Слове» о трофеях, доставшихся русским воинам после первой «удачной», но роковой битвы. У Флавия после победы так награждался воин Титом: «Похвалив крепость и бодрость его и тщение и возложи нань венец злат и гривну злату и вда ему копие злато и хоругвь сребрену и от плененного злата и сребра  паволокы, и чин его изменяше на вышни чин». Как видим, среди других наград ему давалось золотое копьё, но не стружие. Автор «Слова» же вместо золотого копья «награждает» князя Игоря серебряным  стружием, которое, так же как и у Иосифа Флавия имело некое осуждающее значение… Употребление Автором «Слова» стружие показывает то, насколько глубоко он знал труды Иосифа Флавия и как оригинально их переосмысливал. Торжественная сцена награждения воина у Флавия становится осуждающей у Автора «Слова»…

А то, что после первой победы русичи якобы стали мосты мостить по болотам и грязевым местам ортьмами, япончицами, кожухами и всяким узоречьем половецким, как уже сказано, вовсе не значит, что они именно так расточительно и опрометчиво поступали. Это – образное выражение, говорящее о богатстве и масштабах трофеев: добыча, мол, была такая большая, что ею можно было мостить мосты по болотам и грязевым местам. Как видим, и княжеская «слава», и воинская «честь» в данном эпизоде поэмы имеет не только прямой, но и иносказательный, и потаённый смысл, характеризующий значение происходящего, изображаемого в поэме.

Летописцы и певцы были ранее «книжниками и постниками». Это уже в более поздние, «просвещённые» времена книжность стала почитаться не источником мудрости, а порицанием, осуждением в оторванности от «самой жизни». Отсюда – начало порчи всего – языка, образного мышления, нравственности.

Слово стружие в «Слове о полку Игореве» убедительно свидетельствует о том, что певец, художник во все времена изображает жизнь, исторические события такими, какие они есть. Нередко во всей их неприглядности. Но у истинного поэта в его описании непременно присутствует, светится идеал той жизни, какой она должна быть по Божьему устроению.

  Пётр ТКАЧЕНКО

Глава «Серебряное стружие» из новой книги «Поиски Тмутаракани. По «мысленному древу»: от «Слова о полку Игореве» до наших дней». Издание 2-е, дополненное. М., Издательский дом «Звонница – МГ», 2022. Стр. – 240.

Книга оформлена рисунками  художника Сергея Рубцова.