20-летие «Военной тайны»

В сентябре программа «Военная тайна» с Игорем Прокопенко отмечает юбилей – 20 лет. Проект остается одним из самых популярных на российском телевидении. Зрители ценят программу за сенсационные факты, необычный взгляд на загадки истории, науки, космоса и оригинальную подачу информации. Военных тайн с течением времени не становится меньше, иной раз они приобретают все более сложный, запутанный и даже зловещий характер.

Письма от зрителей программы на телеканал РЕН ТВ не уменьшаются с годами. Поклонники программы делятся своими наблюдениями за удивительными вещами, предлагают свои трактовки мировых событий, а некоторые и вовсе утверждают, что разгадали тайный код Вселенной. Игорь Прокопенко подарил зрителям ощущение, что мир больше того, что мы можем видеть. И в нем есть место самым неожиданным явлениям.

Как начиналась карьера одного из самых популярных ведущих страны, какие сенсационные темы он первым раскрыл на телевидении, что побудило его заняться темой НЛО и какое будущее он предсказывает России?

– Вы признались, что всегда любили писать, но все-таки начали с карьеры военного…

– Я люблю писать. Люблю писать все что угодно: книги, статьи, сценарии. Я не очень люблю сниматься. Это в каком-то смысле служебная необходимость. Звездой себя не считаю, и я равнодушен к себе на экране, но я люблю писать, правда…

– В журналистику вы пришли из армии, а в армию попали практически ребенком из Суворовского училища.

– Да, я суворовец. 34-й выпуск прославленного Калининского суворовского военного училища… 76 человек на место. Это сейчас мальчики хотят учиться в Англии или Америке. В мое время все хотели в Суворовское.… Ответственность без скидок на возраст, учеба, военная подготовка и парад на Красной Площади – как вишенка на этом торте мальчишеского тщеславия. Мой парад был сто девятый. Восемьдесят первый год. На трибуне мавзолея – Брежнев, парад принимает маршал Устинов. Империя, как перезревшее яблоко, еще во всей своей великолепной мощи, но сладковатый запах конца уже не перебить.

Потом было Донецкое высшее военно-политическое училище инженерных войск и войск связи, куда я поехал учиться совершенно случайно. К окончанию суворовского училища, когда надо было определяться с воинской профессией, я неожиданно понял: так, чтобы до «дрожи», я не хочу быть никем: ни танкистом, ни ракетчиком, ни десантником… А в Донецком училище была хорошая кафедра философии, истории, зарубежной литературы. Вот я и поставил «галочку» напротив Донецка, когда зашла речь о распределении.

А потом был 148-й Центр боевого применения и переучивания авиации противовоздушной обороны. Режим секретности – наивысший. В нашем Центре учили летать на секретных тогда истребителях Су-27 и МиГ-31, поэтому часть была незаменяемая. То есть служили в ней, как шутили в гарнизоне, «от лейтенанта и до пенсии». Женились молодые офицеры на местных девочках из окрестных деревень, распахивали за аэродромом огороды. Ходили за ягодами. Места – сказочные… Сижу в наушниках на полетах, летчик заходит на посадку, говорит: «Ухожу на второй круг – медведь пошел через полосу».

Взрослели быстро… 86-й год. Я – лейтенант, мне всего 21 год, у меня в подчинении 100 солдат, 40 офицеров и прапорщиков. И головой отвечаешь за всех. Половина солдат старше меня. В то время еще призывали студентов, поэтому служить приходили взрослые люди. А осенью 86-го года призыв вообще получился интересный: три человека из Прибалтики, семьдесят человек из Узбекистана. Хорошие все были ребята. Когда уехал из гарнизона, они еще лет десять письма мне писали. Фотки присылали со свадеб, потом – детей: Пулатов, Прогораускас, Вахидов, Бачинскас, Умиртаев… А еще помню, только приехал, захожу в Дом офицеров, слышу фортепианные разливы. Угадываю – «Прелюдия и фуга ре минор. Иоганн Себастьян Бах». Думаю: «Ничего себе!». Захожу за сцену, а за роялем солдатик «наяривает». Увидел меня, вскочил: «Ефрейтор Киселев!» Оказалось – концертмейстер Днепропетровского оперного театра. Такие в те годы попадались призывники. Безумно талантливый музыкант. Мы всем гарнизоном его берегли. Числился у меня в батальоне, но жил при клубе. Никуда парня не привлекали, любили все его в гарнизоне очень. Через два года сыграл он нам прощальный концерт и уехал… Не знаю, как судьба сложилась.

Я все время что-то писал, и это не входило в противоречие со службой. У меня же не было задачи «работать писателем». Я жил по-чеховски: «можешь не писать – не пиши». Я не мог.

Где-то на третьем году службы решил, что хочу написать научную работу по философии. Такое экзотическое для лейтенанта было желание. Ночь сидишь на дежурстве, если нет полетов, пиши. А потом поехал через Москву в командировку. Пошел в Академию, нашел себе научного руководителя. Он мне говорит: «Тебе нужны печатные работы по теме…»

– А какая тема вас интересовала?

– Для середины 80-х годов история с моей диссертацией, наверное, выглядела довольно эстетски. Она называлась «Критика французской школы экзистенциализма». Как вы понимаете, у меня лично не было никаких претензий к «французскому экзистенциализму», но в 80-е годы изучать его можно было только критикуя, поэтому тема звучала именно так.

А потом началась история с публикациями. Куда военный человек, который приехал в Москву в командировку, может пойти? Естественно, в «Красную звезду», в «Вестник противовоздушной обороны», в газету «На боевом посту». Так я и поступил. Захожу в редакцию, навстречу подполковник. Говорю, что мне бы опубликоваться. Он видит мои петлицы: «Иди в отдел авиации». Захожу, говорю: «Я пишу работу по философии, мне бы опубликоваться...». Другой подполковник на меня посмотрел, свернув голову набок: «Да-а? А ты на полеты ходишь? Напиши, как там у вас все происходит?»

Я и написал. Как выяснилось потом, это был очерк. Правда, я таких слов тогда не знал. Когда мне прислали за это дело 45 рублей, я искренне удивился. Я не думал, что за удовольствие писать еще и платят! Потом мне прислали еще одно задание…

А потом вызывает меня начальник Центра заслуженный военный летчик, генерал-лейтенант Анисимов Олег Владимирович (я дружу с ним до сих пор) и говорит растерянно: «Тобой в Москве заинтересовались, хотят забрать на журналистскую работу. Ты что-нибудь об этом знаешь?»

Я говорю: «Не знаю…У меня планы уже расписаны».

Олег Владимирович и говорит: «Лейтенант! Запомни, человеку в жизни дается только один шанс... Немедленно собирай свои манатки, лети в Москву. И чтоб сегодня духу твоего здесь не было».

Так я оказался в журналистике, а дальше пошло-поехало. Десятки изданий, большие и малые… «Красная звезда», «Российская газета», «Огонек», «Московский комсомолец». Потом судьба занесла на телевидение, и вот я здесь.

– Но работа в печатных СМИ тоже оказалась лишь трамплином к «Военной тайне»?

– Да, довольно скоро уехал в Германию, писать книгу по советско-германским отношениям. Туда меня отправил лично министр обороны. Им нужен был человек, который не только разбирается в военном деле, в том числе в авиации, но и умеет писать.

В Германии я читал, например, личную переписку маршала Жукова с генералом Монтгомери. Много других исторических документов прошло через меня. Потом все это мне очень помогло. На основе этих знаний и была создана программа «Военная тайна».

Именно тогда в одном из этих архивов я нашел папку, которая меня очень поразила. Она лежала как раз между перепиской Жукова с Монтгомери и отчетом одного из подразделений советской разведки с надписью «Список личного состава в таком-то районе, наблюдавшего на ракетном полигоне неопознанные летающие объекты». Я сначала не поверил, считал, что НЛО – это бред сумасшедшего. И когда я увидел эту папку с подписью начальника особого отдела, тогда понял, что военные серьезно занимались наблюдениями за НЛО. Это открытие фактически определило мою дальнейшую профессиональную судьбу.

– И как же вы попали на телевидение?

– Я вернулся из Германии в Москву, нужно было искать себе место, и мне посоветовали попробовать себя на телевидении.

Меня отправили на центральную телерадиостудию Минобороны. Она была известна как «Воен-ТВ», а позже превратилась в канал «Звезда».

В 1994 году, перед чеченской войной, я придумал творческое объединение «Военная тайна», а потом уже появилась передача «Военная тайна».

Программа была придумана сама собой. Какой она была тогда, такая она есть и сейчас, темы только другие. Если бы мне сказали, что через 20 лет мы будем разговаривать о «Военной тайне», я бы не поверил. У меня была уйма других проектов. И планов.

– А как вы пришли на РЕН ТВ?

– В начале в моей карьеры была программа «До и после полуночи», в которой я имел честь работать у Владимира Молчанова. Это был бесценный опыт. Я всегда, пользуясь случаем, говорю, что Молчанов – мой учитель. А он всегда смеется и говорит: «Прокопенко называет меня учителем, но, по-моему, обманывает, чтобы сделать мне приятно». А я, правда, считаю его своим учителем.

А потом я придумал программу «Военная тайна». Вначале она выходила на РТР (теперь телеканал «Россия 1»).

А в июне 97-го года меня позвали на ОРТ. Я решил уйти, потому что там, как мне казалось, творческой свободы тогда было больше. На РТР как раз сменилось руководство, пришел Саванидзе, с которым я не был связан никакими договоренностями. Решили, что программа выйдет в эфир с сентября. Я засобирался в отпуск. Но тут мне позвонил Молчанов и сказал, что на РЕН ТВ запускаются новости и меня просят помочь поставить программу. Думаю, почему бы не помочь, у меня есть два месяца до выхода…

Так я пришел в первый состав редакции новостей РЕН ТВ.

Оказалось, что участвовать в запуске информационной программы – это очень интересно. Меня попросили отвечать за политические обзоры. Вы понимаете, какая это была роскошь для публициста – каждый день писать о Ельцине, о Клинтоне с его женой и «подругой», о Чубайсе, который все время ездил за траншами. И делать это каждый день. Потому что каждый день той эпохи был просто усыпан их перлами, которые нужно было только собрать к выпуску.

За сорок минут до эфира я уходил в коридор, потому что сначала «Новости» размещались в двух маленьких комнатках, и писал от руки двухминутные эссе. Специально устанавливал себе этот ограниченный промежуток времени, понимая, что если бы даже начинал с утра – результат был бы, наверное, тот же самый.

Надо сказать, что новости оказалась для меня интересным творческим вызовом. Ведь к тому времени я уже познал роскошь работы над часовой программой. А здесь нужно уложить ту же самую мысль в одну – две минуты, в формат «абзац – синхрон – абзац-финал». Так что свидетельствую: сделать сюжет в новостях ничуть не легче, чем часовой проект!

За творческими заботами прошел август и сентябрь. Каждый день я себе обещал: все! Вот про «это» напишу и завтра – в путь. А потом мне говорят: «У тебя же готовая программа. Запускай быстро!». Так «Военная тайна» начала выходить на РЕН ТВ.

Я счастлив, что новости РЕН ТВ – дело, которое рождалось в середине 90-х «на коленке», не пропало, как многое из того талантливого, что появлялось в «телеке», а со временем превратились в мощный информационный ресурс со своим лицом и почерком. Говорю это сегодня не только как сотрудник канала, но и как «ветеран» первого состава команды «Новостей» РЕН ТВ.

Большое счастье, что я оказался на РЕН ТВ и никуда не ушел, потому что ни на одном канале я бы не сделал столько, сколько сделал здесь. Нигде бы я столько не попробовал форматов, нигде бы я не сделал то, что можно попробовать впервые.

– В чем же секрет такой популярности «Военной тайны»? 20 лет в эфире – ни один документальный проект на телевидении и близко не приблизился к такому сроку жизни.

– Мы всегда шли за потребностями зрителя, и всегда старались быть первыми. В конце 90-х зрителю были интересны неизвестные страницы истории. Тогда мы одни из первых начали делать документальный цикл, он назывался «Секретные истории». В начале двухтысячных всех волновала чеченская война. Мы первыми сделали документальный сериал «Чеченский капкан». Потом мы открыли тему «Вредных товаров». Тема, как умельцы из супермаркетов делают «старую» колбасу «новой», била все рекорды. Между прочим, у популярности этой темы была своя, глубоко символичная причина. Именно к середине двухтысячных годов зрители перестали, наконец, радоваться самому факту присутствия доступных товаров на прилавках. Ушел в прошлое вопрос: «Есть ли колбаса?». Ему на смену пришел другой: «Какая это колбаса? Не просрочена ли она?».

Я уже тогда взмолился про себя: «Боже, когда же люди уже «наедятся» этой колбасы?»

– Что было после колбасы?

– После «колбасы» нужна была новая идея.

И тогда я подумал: возможно, зрителю будет интересно узнать, в каком мире мы живем? Что окружает нас? Не в «классическом» понимании темы, а рассказать зрителю о новых версиях, гипотезах, новых открытиях. Вы только задумайтесь: большинство наших знаний об окружающем мире исчерпываются школьной программой из учебника по природоведению! И это – все!

Хочу быть правильно понятым: учебник совсем не плох. Но в нем уже нет «вечных истин», которые от деда можно было бы передавать внукам, как раньше. Мир меняется, как никогда, стремительно. Колесо от паровой машины отделяют тысячи лет. А от паровой машины до адронного коллайдера – уже считанные годы. Посмотрите, за последние время, какое гигантское количество информации накопили ученые! Орбитальные телескопы позволили заглянуть в такие уголки Вселенной, о которых человечество и не мечтало. А в результате – консервативная наука оказалась в глубоком кризисе. Она не успевает осмысливать этот гигантский объем внезапно хлынувшей информации, потому и дает « устаревшие» ответы.

– Вас упрекают, что ваша программа «Военная тайна» сегодня носит слишком патриотичный характер.

– Знаете, в разное время меня упрекали за разное. В 96-м году за то, что слишком много рассказывал о предательствах чеченской войны. Мне тогда еще Грачев все говорил: «Что же ты все по больному…»

Потом ругали за то, что слишком много рассказываю про терроризм. Норд Ост, Первомайск – слишком трагично!

Потом за проекты о Космосе – слишком альтернативно.

Теперь вот упрекают за то, что много Украины и слишком патриотично.

И никому не приходит в голову, что я просто делаю свою работу. И никому другому, кроме моего зрителя, у меня нет задачи «понравиться».

А зрителю в разное время действительно нравилось разное.

В конце 90-х – про Чечню, в середине двухтысячных – про НЛО. Сегодня вот – про Украину и про Европу, которая «плачет и колется», но продолжает тянуть историю с антироссийскими санкциями.

– А по поводу антизападной пропаганды?

 – А что такое эта антизападная пропаганда? Старуха с клюкой?

Когда я в программе показываю министра обороны США, который говорит, что «русских в Сирии нужно убивать», – это антизападная пропаганда?

Когда я ставлю интервью польского министра иностранных дел, который, не стыдясь собственного возраста, заявляет о том, что «СССР первым напал на гитлеровскую Германию». Кто из нас антизападная пропаганда больше: я или они?

Получается, чтобы не быть обвиненным в антизападной пропаганде, надо просто молчать. А говорить только про «хороший Запад». Ну это же не честно.

Тут у нас в творческих кругах принято с умилением рассказывать о том, как «вольно» дышится им в Киеве. Друзья! В Киеве «Московский проспект» официально переименован в «проспект Бендеры»! И там все молчат. Молчит киевская интеллигенция. Почему молчит? Профессура, художники, писатели, математики – они все считают Бендеру отцом украинской нации? Не верю. Тогда, значит, молчат потому, что боятся. А наши молчат о том, что молчат в Киеве. И разговоры только про «милые кафешки». Такой вот получается круговорот молчания либеральной общественности.

– Можно ли сказать, что за последние годы русская армия возродилась? 

– Армия не спортивная команда. Говорить, что в этом сезоне она выступает неплохо, а в прошлом было похуже – неправильно. При этом армия – такой институт, в котором очень много зависит от духа и традиций. А еще от внутреннего ощущения высокой миссии и жертвенности. Если этого нет, ни деньги, ни красивая форма не спасут. Солдаты в красивой форме и с хорошими зарплатами, но без боевого духа и патриотизма – это просто сотрудники охранной организации.

– Какие прогнозы вы можете дать относительно будущего России на мировой арене?

– Если говорить о долгосрочном прогнозе, я абсолютно убежден, что рано или поздно будет воплощена идея «единой большой Европы» – от Лиссабона до Владивостока. Я в это верю.

На правах рекламы