Крест забвения

Перестали казаки отмечать скорбную дату…

31 декабря 1932 года было принято постановление Северо-Кавказского крайкома ВКП(б) о занесении на черную доску станицы Старощербиновской Ейского (ныне – Щербиновского) района за «безобразное отставание в выполнении плана хлебозаготовок».

По решению президиума сельского Совета от 2 января 1933 года в Старощербиновской из станицы, из лавок потребкооперации и других торгующих точек были вывезены все имеющиеся товары.

К весне 1933 года появилась и дифференциация по сельхозработам: за хлебозаготовки, за сбор семян, за невыполнение планов сева. Так, например, 10 февраля 1933 года бюро Ейского райкома ВКП(б) постановило: «Занесенные на черную доску по хлебозаготовкам станицы Старощербиновскую и Новощербиновскую дополнительно занести на черную доску по сбору семян».

Но, даже обчистив по нескольку раз хаты, огороды и подворья, повторно обмолотив солому и уморив голодом почти всё население обеих станиц, удалось выполнить чуть больше половины назначенных поставок…

Мера использования «черных досок» обернулась голодной смертью 80% станичного населения…

До голодомора в Старощербиновской проживали 22,5 тысяч человек, после – едва набралось две с половиной тысячи. За минусом тех, кому всё же удалось обойти кордоны оцепления, число погибших составило около 18 тысяч человек! (Численность населения Старощербиновской в 2018 году составляет 17083 чел. – Прим.  авт.).

Именно такая цифра значится на черной гранитной плите у подножия поклонного креста, олицетворяющего скорбь по душам невинно убиенных 18 тысяч станичников…

Он взметнулся на месте старого кладбища, на улице Краснопартизанской.

В середине 1990-х памятливые потомки – возрождавшееся казачье общество, коллективы предприятий, предприниматели и простые станичники – на собранные средства построили этот памятный знак, увековечив память жертв того лихого времени.

Хочу привести некоторые фрагменты рукописного материала «Черная дата – Голодомор» щербиновского историка-краеведа Ивана Ивановича Синянского, в котором повествуется о тех ужасающих событиях, о которых я прочитал в местном архиве.

Вот весьма показательная цитата: «Долгое время тема была закрыта: запрещалось публиковать материалы, да и живые свидетельства были не в чести – о злодеяниях говорить было нельзя. Причина понятна: жуткое истребление народа организовала сама власть!»

Под нажимом комиссии Кагановича Северо-Кавказский крайком партии принял ряд строжайших мер по выполнению плана хлебозаготовок и наказанию тех, кто «мешает» этому. Ейский райком партии тоже разработал свои предложения. Они были опубликованы в бюллетенях:

«I. Одобрить предложения краевых и районных руководителей о занесении казачьих станиц Старощербиновской и Новощербиновской на «черную доску» за невыполнение плана хлебопоставки, мясопоставок и других платежей.

II. Поручить президиуму стансоветов организовать «тройки» для проведения оперативной работы по организации хлебосдачи.

III. Вывезти из лавок потребкооперации и других торгующих точек все имеющиеся товары, запретив всякого рода торговлю в магазинах, ларях, на рынках до полного выполнения плана хлебозаготовки.

IV. Разбить станицу на четыре участка, организовать при них «тройки» для руководства парторганизацией.

V. Милиции вокруг станицы поставить посты и без разрешения никого не выпускать. Мобилизовать 250 коммунаров, наполненных ненавистью и превосходством, для ускоренного выполнения госпоставок».

В конце 1932 года Лазарь Каганович со своими соратниками решил отметить завершение кампании в лучшем ресторане Ростова. На торжество был приглашен редактор газеты «Молот» Дволацкий. Он записал: «Оркестр подбадривал собравшихся бравурными мелодиями. На лице у Кагановича радостная улыбка. Первый тост провозглашает он, организатор геноцида:

«За нашу победу над врагами Советской власти – саботажниками. Ура, товарищи!» «Мы их хорошо проучили», – подтверждает начальник ОГПУ Генрих Ягода. Пропустив первую рюмку под черную азовскую икорку, тост провозглашает депутат Верховного Совета Матвей Шкирятов: «За торжество колхозного строя. Ура, товарищи!»

А в это время в Старощербиновской у Евдокии Гришко умирали восемь детей. Ослабевшими от истощения губами все шептали: «Мамо, дай хлиба, хлиба хочу».

Обезумевшие от голода и страданий детей некоторые матери, чтобы избежать мук, убивали…

Чуть позже Каганович возвратился в Москву с радостным настроением и докладом: «Задание выполнено, порядок наведен! Готов выполнить новое ответственное поручение!».

Раньше ежегодно 30 октября, в День памяти жертв политических репрессий, по инициативе местного казачества здесь, на улице Краснопартизанской, у Поклонного Креста, проводились массовые памятные мероприятия, но в последние два года эхо той трагедии утонуло в беспамятстве – перестали казаки отмечать собраниями скорбную дату…

На памятнике отслоившаяся облицовочная плитка подпоясана наспех ржавой проволокой, некому поправить… Сиротливо украшена память лишь венком от Союза армян юга России.

Районное казачье общество, очевидно, из-за денежных «затруднений» или чего-то еще не смогло обеспечить должный уход за мемориалом жертв голодомора… Вам не стыдно, господа казаки? Вам не стыдно, господа атаманы?

Борис Макаров

ст.  Старощербиновская