Если мы разучимся...

Он пришёл на время, ненадолго
Он пришёл, чтоб нас предупредить:
Разобьётся сердце на осколки,
Если мы разучимся любить.

Говоря об Александре Грине (1880-1932), мало кто знает, что этот писатель  умудрился побывать и в царской тюрьме, и в тюрьмах страны с процветающей борьбой с контрреволюцией. Но по-«правильному» революционером он, как политик, не был. Протестовал по-другому. Побыть в своей жизни он умудрился моряком и разносчиком писем, поваром и скотником, резчиком по дереву и фонарщиком, театральным вахтёром и мойщиком постаментов памятников российских императоров от нецензурных надписей на их пьедесталах. А перед уходом из жизни даже гонялся за крымскими птицами с луком и стрелами.

Нельзя сказать, что ему повезло  родиться именно в это время. (Хотя, кто его знает,  повезло, или  «угораздило»).

Только не знали бы мы, наверное, ни простоты (а потому и достоверности) рассказов Джека Лондона, ни горечи работяги в молодости Максима Горького, ни поэтичной одухотворённости Киплинга, ни скупой, совсем не литературной «правды» Дефо об истории Робинзона Крузо, ни фантазий родившегося не вовремя Александра Грина. Если б их не «угораздило».

Впрочем, были ли его произведения фантазией? Каждый здравомыслящий человек сегодня скажет, что ГРИНЛАНДИЯ, созданная немыслимым гением (а может шизофреником?) неугодного писателя во время всех ещё более шизофренических политических режимов, не может существовать, кроме как в романах  ныне здравствующего жанра «фэнтези»?

А кто сказал, что мы живём в реальности? Реальность даст такую фору любому жанру, начинающемуся на греческую букву «Ф», что даже осёл засвистит, а мы подхватим и споём эту букву, как гласную.

Мы не бегаем по волнам, но волны рушат наши атомные «фокусимо» станции. Мы не читали гриновского «Крысолова», но нечто знакомое мы узнавали и узнаём что-то крысоловное в чертах всяких вождей. До середины пятидесятых произведения Грина вообще запретили печатать в СССР хотя бы только потому, что вредно было мечтать об алых парусах. «Мечтать – вредно!». Особенно каждому о своём. Мечтать нужно  было вместе. 

Грин был не один. У него были целые города друзей, знакомых, собутыльников, собеседников. Он эти города создавал внутри себя. Зурбаган, Лисс. Он знал по именам каждого его жителя. Здоровался по утрам. Кого-то легко упрекал за пьянство. Кого-то за лень. Выслушивал невольные жалобы «за жизнь». Умел, слушая, молчать. За что ему были особенно благодарны его «земляки».

Только об этой стране он старался думать все эти дурацкие годы, на которые он попал. Может быть, абстрагируясь от действительности. Даже от реальных друзей. Он ведь не очень-то, по воспоминаниям современников, стремился ходить в хороводе. Старался быть в своём коконе. Даже на всеобщей вакханалии строевого танца.

Это, скорее всего, судьба всех неординарных  людей. Тех, которые умеют очень спрятано  жить внутри себя, иногда выдавая что-то во внешний мир. Оставляя ему право решать, его это, или нет. Где плохо пахнущее живое, и замечательный запах умершего. Что может быть одухотворённее запаха осенней (гниющей) листвы или новогодней (срубленной) ёлки?!

И, скорее всего, он был первым и единственным родоначальником движения «хиппи». (Не спешите снисходительно улыбаться!) Он, так же, как и поколение семидесятых, которое и влюбилось в творчество Грина, сумел оставаться в одиночестве, среди толпы. На этакой дискотеке (или как там она сейчас называется), среди которой «танцевали» его современники: Есенин, Маяковский (который, кстати, его раскритиковал), Бунин, Волошин, Белый, Горький. 

Танцевали на дискотеке приходящего века, который, ой как даст перцу его несчастливым жителям.

Кстати, Горькому – честь и хвала! Хотя и в начале Максим увидел в Грине  соперника в жанре романтизма. Размазал даже «Алые паруса» в письмах с Капри. Потом врубился! Грин – не от мира сего!!! Почти так и выразился в своей рецензии позже.

Грин проявился для нас, как проявлялось когда-то изображение на фотобумаге под красным светом фонаря.  После войны за него вступился всесильный В. Катаев. Потом заговорили политически разумные писатели. А потом уже даже  разрешили фильм, где были такие прекрасные молодые семнадцатилетняя Вертинская и совсем ещё наивный Вася Лановой. 

ГРИНЛАНДИЯ – это не только страна каждого из нас. Это ещё и образ мышления. Может быть, это то, что называют – «наедине со всеми». Может быть, это тот романтизм, которого нам так не хватает в нашей суетливой и хлопотной жизни. А может, это тоска по лесу, реке, домику, где можно остаться одному, даже, если приедешь в эту страну не один.

Самое лучшее вино или коньяк определяются не химическими или литературными анализами. Всё определяется временем. А его лучше не терять на пустяки. Попробуйте только с этим не согласиться!

Фото: "Коммерсант"