Кросс

Кросс

Про Васю Васечкина
Моим одноклассникам

Глава I.

Вася

Так не должно было быть. Но так было. Поэтому рассказываю всё, как было.

Вася Васечкин перешёл в нашу школу в четвёртом классе. И уже через пару недель, присмотревшись, стал лезть ко мне в друзья. На перемене подойдёт поговорить о какой-то глупости. На физкультуре всё время рядом трётся. И так, и эдак. А сам пацан не видный, прямо скажу. Ни в спорте, ни в учёбе, да и так, одинокий тихоня. Без искры.
 
А я в авторитетах ходил среди ровесников. И друганы были соответствующие, братья-близнецы Ступаки, Серёжа Бартеньев по кличке Босс, Витя Бояринцев (Бояра) – конечно, как и все пацаны того времени и города – Всесоюзной комсомольской стройки, где зэков было больше, чем комсомольцев в десятки раз, – разгильдяи уличные, но совестливые. Что-то там стырить, или в спорте, или в драке кому-то уступить – это никогда! Чужого не возьмут, но и своего не отдадут. Будут биться до последнего вздоха. С характером. А Босс, так ещё и учился только на пятёрки. К Васе вся моя команда отнеслась ехидно и свысока.

Но Вася был какой-то упёртый. Весь тот первый год он из школы провожал меня до дома. Я его прямо отгонял от себя, но он шёл на расстоянии позади меня, и я ничего с этим поделать не мог. Если б я был девочкой, может быть, это было бы и понятно. А тут такое прилипалово, что мне уже перед моими пацанами было неудобно. Я оправдывался тем, что в школе его унижал. Открыто ему говорил, чтоб он от меня отстал, что никогда я его другом не буду, и вообще…

Так продолжалось несколько лет.

Став постарше мы с нашей командой ударились в спорт. Он подрос и в шеренге на физкультуре потихоньку стал перешагивать ближе к левому флангу переростков. Мы едем в пионерлагерь – его мама достаёт путёвки туда же. Я завёл аквариум с рыбками – он тут же завёл тоже. И разобрался в этом так профессионально, что мне невольно приходилось у него консультироваться. И в спорте всех нас обскакал. У него оказалась какая-то дикая прыгучесть, и он уже в шестом классе получил сумасшедший юношеский спортивный разряд по прыжкам в высоту. Мы о таких заслугах даже не мечтали.

А однажды я пришёл домой, и со мной вдруг вроде нечаянно заговорила о нём мама. Мол, а почему ты с Васей Васечкиным не хочешь дружить? Я, туда-сюда, мол, есть у меня друзья. А мама: «Твои друзья мне нравятся. Но ты и на него внимание обрати. Где ты найдёшь такого верного друга? А верность – это такое редкое в наши времена качество! Ты ему очень нравишься, как человек, как собеседник, как лидер. Он мечтал о таком друге. И сейчас мечтает. Он же один с матерью живёт. Отец у него умер давно. Вот он и ищет какую-то мужскую опору. Друга ищет».

– Мам! Откуда ты про него всё знаешь? – подозрительно спросил я.
Мама помолчала, но всё же, призналась: «Мама его ко мне приходила. Говорит, Вася даже плакал, что у него друга нет, такого, как ты».

– Сюда приходила?! – обалдел я.

– Да. Просила, что б я с тобой поговорила. Чтоб ты хоть немного на него внимания обратил. 

Меня этот разговор обескуражил. Я и вправду посмотрел на него с другой стороны. А тут как раз у меня случилась в школе завязка. На меня «наехали» пацаны из класса постарше. Не помню за что. Пошли за школу на разборки. Моих друзей в эти минуты рядом не оказалось. Как только меня первый же раз ударили, из окна первого этажа выпрыгнул Вася Васечкин. Такого звериного и отчаянного напора никто не ожидал! Ни старшеклассники, ни я. И хотя я и включился в драку по всем правилам «махаловок», но Васю было не удержать! Наши соперники опешили даже и стали отступать. В конце концов, они сами притормозили разборки и ушли не солоно хлебавши. Мы с Васей пошли ко мне домой, ко мне было ближе, стирать рубашки от крови и делать примочки под синяки под глазами.

– Ну. Ты даёшь! – удивлённо похвалил я Васю. – Ты-то что встрял?

– Так вижу, ни Ступаков, ни Босса, ни Бояры. Они у физрука в спортзале какие-то тёрки с ним вели про предстоящие соревнования. А этих трое. Тебя бы они там замочили.

– Да нет. Мочить не стали бы. А вот побили бы капитально.

– Может и так.

– Ну, и им мало не показалось! – засмеялся я. – Особенно, когда ты из окошка, как бешеный орангутанг, на них спрыгнул!

Поржали. Посмаковали драку.
На следующий день возле школы меня ждали мои друзья. Волновались. Осматривали меня. Тут Вася как раз идёт. Оба глаза заплыли. Рука перебинтована.

– А он-то где попал? – удивился Босс.

– Так он меня и спас. Вовремя встрял. Ну и дрался, как лев. Не умеет правда, но напором взял. Те от него аж чухнули со всех ног, – чуть приукрасил я ничью в сторону победы.

– Так мы этих отморозков зароем! Пошли, покажешь, кто такие…– возбудился один из близнецов.

– Не стоит! Они больше не сунутся. Получили по мордасам, теперь лезть не станут. Зачем нам война между кварталами? Опять братья старшие подключатся, потом отцы и дяди. И понеслась! Цепи, арматура, поножовщина. У меня вот так же дядю посадили. Сам не знал, за что дрался. 

– А Васечкин почему встрял?

– Увидел, что вас рядом нет. Ну и подумал, что меня они втроём мочканут. Вот и встрял. Молодец, вообще-то.

– Да. Молоток, – удивился Бояра. – Не ожидал от него.

– Давайте его в нашу секцию баскетбола позовём. Он к тому же и прыгучий. Тем более что он нас всех ростом обогнал. А у нас команда какая-то шыбздиков. Когда вы уже станете расти? – предложил Босс.

– На себя посмотри! Вширь растёшь, а вот вверх опаздываешь, – съязвил Валера Ступак.

А Босс действительно стал превращаться в этакого громилу. Баскетболист из него и был никакой. А занятия в отцовском гараже штангой и гирями тем более пластики к фигуре не прибавляли. 

Никто возражать не стал, и Вадик Ступак на перемене пригласил Васю к нам в секцию. Мне это было делать как-то неудобно.

Так Вася Васечкин потихоньку стал вливаться в нашу команду. И мы с ним стали встречаться. Чаще у меня. Но пару раз я был и у него. Его мама прямо светилась вся. А он стеснялся их бедности. Мама его работала медсестрой. С утра до позднего вечера. На полторы ставки. А на оклады медсестры сильно не разгонишься. Так она ещё и свою мать, бабушку Васину, поддерживала. По выходным убегала к ней прибираться, готовить, бабушку мыть. Так что Вася её и не видел совсем. Как оказалось.

В конце концов, мы с ним основательно подружились. Моя команда друганов не то чтобы приняла его с распростёртыми объятьями. Какую-то дистанцию пацаны держали. И меня слегка ревновали. Так что первое время я даже пытался нашу дружбу с Васечкиным не афишировать. Но Вася не обращал на это внимания. Его всё устраивало.

В классе седьмом мы уже виделись каждый день и увлеклись туризмом. Нашли секцию. Стали ходить в походы, и я перестал из-за этого ездить в наш пионерский лагерь «Горное ущелье». Мои пацаны еле отбарабанили в нём одну смену, на вторую категорически не поехали и всей командой примкнули к нам с Васей. В августе того же лета, мы уже в составе большой группы «бывалых» туристов и примкнувшим к ним Ступаков, Босса и Бояры сходили в сложный пятнадцатидневный поход по горам Южного Урала. Яман-Тау, Иримель, Большой Шолом. Хребты Машак и Зигальга. Места дикие. Мало хоженые. Дорог нет вообще. Одни тропы и берега горных рек и ручьёв. Потом ходил там уже взрослым, не переставал удивляться, как мы мелкими подростками сумели это пройти?!

В походе Вася стал полноправным членом нашей «бригады». Потому что и детство провёл в лесной деревне, а там всему научишься, и просто оказался трудолюбивым и терпеливым. И на шутки и подколы абсолютно не обижался. Сам над собой ржал. Вообще сомневаюсь, что он умел обижаться.

В баскетбол мы, конечно, продолжали играть, но в туризм, скалолазание, лесную жизнь ушли с головой. С секцией и нашим тренером и инструктором Владимиром Кряквиным сплавлялись на байдарках по красивейшей башкирской реке Белой. По верховьям реки Урал. На самодельных плотах на майские праздники «килялись» на коварной реке Инзер. На велосипедах крутили педали 250 км по Среднему Уралу. В новогодние каникулы на лыжах прошли от Магнитки до Миасса. Все выходные без исключения проводили в лесу, в горах. В старших классах построили осенью в глухомани избу и все выходные зимой из неё не вылезали. 

К восьмому классу все вдруг стали тянуться в рост. Так что к десятому классу у нас была очень даже приличная баскетбольная команда. Сыгранная. Натренированная. Но туризм взял вверх.

Из-за прекрасного качества Васечкина не уметь обижаться, ему доставались все приколы и розыгрыши. Любимой шуткой было нагружать ему рюкзак. У него была неосторожная привычка собирать утром рюкзак перед выходом, расщепенив его горло на всю поляну. А сам ходит, прибирается, посуду моет, костёр водой заливает. Ну, как не подложить ему что-нибудь из своего обязательного, распределённого загодя общего груза?! Кто топор ему подкинет, кто пачку соли, кто крупы, консервов. Вася никогда не замечал. Крякнет, вставая с рюкзаком, и прёт.

Вечером, после пройденных двух десятков километров, все падают, и вставать, идти за дровами, палатки ставить, готовить – это только Кряквин нас мог поднять. Наш грозный руководитель. Васю заставлять было не нужно. Рюкзак скинул и бодрячком побежал за дровами и водой. Мы в это время из его рюкзака свои «подкидыши» собираем. Его активность была не от желания угодить, нам понравиться. Это была какая-то его деревенская лесная сила. Это, скорее, от природы. Хотя, наверное, от неё приобретённое. Его раннее детство было школой выживания, а не наше счастливое времяпровождение под присмотром благообразных родителей.

Как-то пошёл он по надобности из лагеря в сторонку. Выбрал место под огромной елью. Только сел, а с ели взлетел глухарь. А когда глухарь даже в сторонке взлетает, всё равно, что трактор полетел, так и хочется закричать: «Чур, меня! Чур! Дьявол несусветный!» А тут над головой взлетел! Он на поляну прибежал с расстёгнутыми штанами и волосами дыбом. Да ещё, и не таясь и отдуваясь, всё всем рассказал. Ох, мы и ржали! Это прямо фишкой стало того нашего похода. И пугали его потом: «Вася! Глухарь!» И кто-то уже бежал к нему с туалетной бумагой. Вася и сам при этом веселился и в десятый раз пересказывал, как он тогда испугался.

В одном из походов он в очередной раз укрепил к себе уважение неожиданным для нас умением. Встретились нашей группе в лесу пастухи-башкиры. А у них лошади. Мы лошадей только в цирке видали, да в городе у перевозчиков помоев из столовых. А он что-то там переговорил с их бригадиром, я даже расслышал, что на башкирском. Бригадир удивился, но вида не подал. Как вроде само собой. Что-то там крикнул своим янычарам. Те коня привели. И Вася так лихо вскочил на коня и поскакал, что мы только присвистнули. И смотрели с завистью. Вернулся к нам возбуждённый и счастливый. – Рахмат, дядя Рашид! – поблагодарил конюха, снял седло, разнуздал коня и шлепком по крупу отправил его в табун.

– Ты откуда башкирский знаешь? И с лошадьми умеешь… – спросил я его уже возле костра.

– Так я в башкирской деревне жил. Но в русской семье. Так получилось. Там без лошади не прожить. И без их языка со стариками не поговоришь. Да и пацаны наши деревенские не все по-русски говорили. Учились друг у друга. Я с ними по-русски, а они со мной на своём. Потом менялись языками. Так и учились. Взрослые меня за это уважали. Понимали, что без русского языка их детям только всю жизнь в деревне и жить. Маму благодарили. Бараниной делились. Мёдом… – лицо у Васи при этом расплылось от сладости воспоминаний. – Тогда ещё отец был жив, – помрачнел он. Вздохнул, стараясь, чтоб незаметно, и ушёл к ручью за водой.

– Слышь, братва! – обратился к нам Босс. – Он вроде как из другого мира. Он настоящий, а мы придуманные. А мы его в школе всё наше босоногое детство чмырили постоянно. Мне сейчас за себя стыдно.

– Вот и я подумал. Хорош уже ему в рюкзак свою тушёнку подкладывать! Кого увижу ещё раз – тому эту консерву в жопу затолкаю! – пригрозил Валера Ступак.

Не из опасения страшной Валериной кары, но подкладывания Васе в рюкзак прекратились. И вообще Васечкин стал всем очень нужен. И поговорить с ним все хотели, и поручения Кряквина выполнять старались, чтоб с ним в группу попасть. Теперь я даже заметил, что стал его немного ревновать. Но Вася, мне кажется, всех этих перемен и не заметил. А ко мне так и относился, как к старшему брату, всё же отделяя своё отношение ко мне от отношений с остальными пацанами.

Ещё он страшно любил чай. Наверное, в башкирской деревне приучили. Как-то на десятый день похода у нас заварка кончилась. Заварили душицу, листья дикой смородины, зверобой. И какао запарили в другом ведре. Паша возвращается с рыбалки и сразу к вёдрам: «Тут что?»

– Чайковский (так мы между собой чай называли).

Открывает крышку и, увидев в ведре моток травы, разочаровано протянул. – Это не Чайковский. Это Мусоргский! А тут что?

– Какао.

– Какао – это вообще …Гуно!

Сколько лет прошло, а я запомнил эту его композиторскую импровизацию.
 
На новогодние каникулы в десятом классе моя команда разъехалась с родителями по каким-то базам отдыха. Тогда все стали увлекаться горными лыжами. Наша лесная изба к тому времени успела благополучно сгореть. И мы с Васей рванули в одну избу в лесу, где разрешили нам погостить знакомые из турклуба. Без хозяев, которые решили встречать Новый год с семьями в городских квартирах. Новый год мы встретили вдвоём. Печь натопили. С сэкономленных за полгода денег, выделяемых мамами на обеды, купили даже бутылку какого-то кислого вина. Встречали Новый Год в большой лесной избе из сухой строевой сосны. Со столом человек на десять. С палатями, в расчёте на толпу. Я ещё без спросу прихватил ружьё старшего брата и у кого-то выпросил патроны. Поохотимся, ёлы-палы! Десять дней свободы и таёжного леса, с добрым другом, с широкими лыжами и ближайшими соседями в двадцати километрах по окружности. Это ли не счастье!
 

Глава II

БЕГ

Проснулись мы в прострации. Не от перепитого. А от окружающего нас апокалипсиса. Я открыл глаза, а на нас идёт в доме с крыши огненный дождь. Прямо летят капельки огня на стол, пол, на нары, и на меня, и Васю. А моё трико, в котором я спал, к тому же начало разгораться. И очень быстро. Я растолкал Васю. На мне заполыхало трико. Я соскочил и стал его яростно сдирать. Но от капель капающего с горящей крыши над головой огненного дождя загорелись волосы. Я схватил Васю и с нечеловеческой силой швырнул его в двери. Я тогда понял, что ещё он не совсем проснулся. 

У меня, как у математика долбанного, кем я и никогда не был, просчитался в какой-то момент опыляющий опыт «избовика»: если между трубой дымохода и крышей предусмотрены асбестовые вкладки, то они отсохли совсем. И оттуда пошла вся эта хрень на лаги из сухой сосны. И на толь, которой покрыта была крыша. Накалилась труба и жесть сверху над асбестовыми прокладками. Зимой сухая сосна ещё больше сохнет. Вот и загорелась эта изба с крыши. От перехода печной трубы к крыше.

А ещё я вслед захлёбывающемуся от кашля Васечкину, выкидывая своё тело из горящей избы, вдруг прихватил с собой два унта, что стояли на пороге. Машинально. Думая не о нашем будущем, а скорее о том, что босяком на горящую избу лучше смотреть не с голыми ногами на снегу. В двадцать пять градусов мороза.

Мы смотрели на горящую избу и боялись смотреть друг на друга. Мы были в трусах и стояли на выброшенных мной унтах. Он на одном, а я на другом. Изба горела радостно и сердито. Нам даже пришлось отойти. Слишком от неё шёл сильный жар.

Тут я вспомнил, что там ружьё старшего брата, и ринулся было в дверь, чтоб его спасти. Вася не успел меня поймать за руку и из выбитой мной двери на меня полыхнул такой огневой «рык дракона», что меня от двери просто отшвырнуло. Вася потушил мне ладонями пылающие остатки волос.

– Там ружьё!!! – заорал я ему в отчаянии. И заплакал. Я знал, что мне за это будет!

Минут через десять, когда и изба уже перешла в стадию «догорающей свечки», мы переглянулись. Потому что одновременно с неминуемым наказанием от мам и пап (а у меня ещё и от старшего брата!), обоим пришла мысль – а как мы туда доберёмся? В город! До ближайшего полустанка по ЖД – 16 км. И до «железки» – 5.

– Там изба «проходчиков». На железной дороге. Мы с тобой заходили, помнишь? Из старых шпал. Я там коробок спичек на полке видел. И печка там «буржуйка», – отвечая на мои мысли предложил Вася. – Тут нас никто искать не станет. Одежды нет. Надежды тоже. Только рассчитывать на себя.

– Может, кто подойдёт? – спросил я, содрогаясь от мысли, что нужно бежать 5 километров до железной дороги по снегу, без лыж, без одежды. А там ещё и поезд останавливать. Не остановится, конечно. На этот коробок спичек вся надежда. У печи ещё можно пересидеть хотя бы до рассвета. Там уже попробовать какие-то разумные знаки поездам подавать. Но ночью, когда раздетые до трусов пацаны будут им перед носом руками махать, то может и позвонят, куда там звонят в таких случаях? Тоже шансы маловероятны. Подумают, что у молодёжи новогодняя ночь затянулась, вот и бесятся. Куражатся. Пьяные. Да и кто поедет в новогоднюю ночь с пьяными разбираться?! Ой-ха-ха!!!

С другой стороны, той стороне тела, что была в сторону огня, было совсем жарко. А вот другой – холодно. Очень холодно. Приходилось вертеться, как на вертеле тушке баранчика. Но баранчику это было уже всё равно. А нам – нет. Если и появится в этих местах кто-нибудь из «избовиков», то не раньше, чем дня через четыре. Может быть пять. А может, и до окончания школьных каникул. А то и позже.

– Бежать надо, – сказал, клацкая зубами, Вася.

– Куда? – спросил я, чтоб он меня убедил.

– К избе проходчиков. Тогда есть шанс.

Я тоже это понимал. Но бежать не хотелось. Как-то так наползла ещё в душу отчаянная мысль, что вот так и жизнь окончилась, как бы толком и не начавшись.

Я даже одел на одну ногу унт. На другой унт, кивнул Васечкину. Он тоже одел. Чуть решительней, чем я. Но с места не сдвинулся. И тут вдруг я получил по морде сильный удар кулака Васечкина! После чего ринулся за ним, чтоб ответить. Но он побежал по тропе в сторону железки, и я его не смог догнать, пока была жажда мести. А потом стало безразлично. Я понял, что он меня обманул. Спровоцировал. Поворачивать назад уже было глупо. И я побежал уже не за ним. А за ним. Понимайте, как хотите.

* * *

Не знаю почему, но у нас в те годы в Магнитогорске, кроме хоккея, баскетбола и академической гребли, в школах котировался ещё один вид спорта. Хоть он и относится условно к лёгкой атлетике, но был как-то обособлен. Потому что назывался кросс и ни в какие официальные спортивные соревнования не входил. Кроме школьных и армейских. Тысяча метров по паркам без асфальта, по дорожкам, тропам и иногда с препятствиями. Где трасса не позволяла её сделать удобнее. Универсально для сельских школ. Да и многих городов, где есть парки, но не хватает стадионов.

У нас в школе трасса кросса была отработана годами. Рядом со школой был парк. И на стене возле спортзала красовались портреты чемпионов школы. По прыжкам в высоту (там, естественно, был Вася Васечкин), командные фотографии прошлых лет победителей каких-то турниров. Под стеклом кубки, грамоты, вазы какие-то хрустальные. Но на главной строке рекордов был КРОСС! Дистанция понятная. Всё пронумеровано. Секундомеры тоже исправлены у всего поколения физруков: «2.50 мин.».

Я тогда на тренировках за 2.60 пробегал. Васечкин вдруг выдал за 2.50. Физрук и мы все охренели. Ступаки сбегали контрольную, но выбежали из 3 минут. Молчу про Босса. Он уже не бегал, а ходил с 16-ти килограммовыми гирями в карманах. Бояра вдруг полюбил теннис. У нас тогда открыли корт на левом берегу. Он туда стал ездить с родителями. В очереди стоять.

Но самое непредсказуемое до старта кросса случилось именно со мной и Васей!

Вася пришёл ко мне и, выдохнув воздух, объявил, что он влюбился.

– Э! Радной! Кагда успэл? Мы вэдь только с похода вэрнулысь, – вдруг почти по-грузински заговорил с ним я.

– 1 сентября на линейке увидел её. И понял, что мне больше жизни нет! Честно говорю. Как лучшему своему другу.

– Вот ни фига себе!!! – обрадовался я. Я как-то, конечно, влюблялся. Особенно после фильма «Ромео и Джульетта» какого-то итальянского режиссёра. Почти одновременно в кинотеатрах вышел фильм нашего Кончаловского «Романс о влюблённых». Мы все тогда были очарованы. Будущим. Что можем и мы когда-то ТАК любить. И, самое невероятное, что и может быть нас. Влюблённости в школе были, конечно. Но мы их даже друг от друга скрывали. А тут Васино категоричное заявление!

– Поздравляю! Женишься? – во мне проснулся завистливый сарказм.

– Я ещё не знаю. Я об этом не думал. Я просто люблю её и всё! – на полном серьёзе ответил побагровевший от краски на лице Вася Васечкин.

– Вася! Я рад за тебя. Ты становишься мужчиной! – задавил я свой сарказм и попробовал быть искренним.

– Правда? И ты, как мой друг, не будешь на это обижаться?

Мне и в голову не пришло на него обижаться. Правда. Я даже обрадовался. Но какая-то шалость над всем этим витала в моих мозгах.

– И что? Будешь ходить к ней под окна и тосковать? Да! У нас кросс через десять дней. Я собираюсь тебя побить. Твои предварительные результаты. Тренируюсь. Бегаю, как падла, по утрам и вечерам. А ты вокруг её дома бегаешь? Или ходишь со вздохами, не следя за дыхалкой?

– На кроссе я тебя сделаю. Не сомневайся. А ты зря до аэропорта бегаешь. Хоть и с краю дороги. Не по асфальту. Там автомобили воздух портят. Надо бегать в парках. Возле реки. Вода она тоже воздух очищает и собой наполняет. Особенно сейчас, осенью. Я там и бегаю. Давай завтра утром вместе к Уралу сбегаем?

– Ага! Нет уж. Я как-нибудь сам. На кроссе разберёмся. Тут мне хочется сделать тебя по-честному. Мы же соперники. И вместе будем тренироваться? Мне так неинтересно. Кросс 20 сентября. Сегодня – 10-ое. Ты хоть как-то там дал знать, что ты её любишь? Ну, там… улыбнулся не вовремя, и само собой по-идиотски … – развеселился я над явно тупым в этом вопросе другом.

– Я ей свидание назначил. И она согласилась.

Вот тут у меня челюсть отпала! Я её сначала на место вставил, а потом уже спросил:

– Как это… назначил?

– Я подошёл к ней и сказал, что она мне очень нравится. И что мне никто так никогда не нравился из девочек. Сказал, мол, давай встретимся у «Современника» завтра вечером. Часов в восемь…

– И что она? …Не молчи! Резинка жевательная!!! – я был ошеломлён.

– Она согласилась. Но сказала, что придёт, но только с подругой. Я сказал, что тогда тоже приду с другом. Вот я тебя и прошу, чтоб ты со мной пошёл. – Вася замолчал. И, видимо, навсегда.

– Вот это ДА! – восхитился своим другом я. – И подруга будет естественно с лицом твоих любимых лошадей. Ты будешь ворковать со своей красавицей, а я буду корочками хлеба с солью ублажать какую-то кобылку, – констатировал я, но, прямо сказать, порадовался предстоящему приключению.

– Так ты пойдёшь со мной? – опустив глаза, спросил Васечкин.

– Само собой! – уверил его я и даже похлопал Васю по плечу жестом опытного ловеласа. Но нужно сказать, что никакого опыта у меня в этих делах не было. Я никогда бы и в голове представить не мог подойти к девушке и назначить свидание. Я бы только подумал об этом и тут же провалился сквозь землю. Поэтому заволновался. И в очередной раз удивился своему другу.

Вечером следующего дня мы уже загодя слонялись возле «Современника». Вася волновался. Явно. Я делал вид, что мне всё равно. Хотя мандраж был сумасшедший.

– Серёг! А ты знаешь, о чём с ними разговаривать? Надо же о чём-то с ними разговаривать!

– У тебя рубль есть?

– Есть. Я у мамы выпросил. Пришлось ей всё рассказать.

– То есть попросил благословения?

– В смысле?

– Вот тогда пойдём в «Лакомку», там есть кафешка. Ты там никогда не был, но теперь придётся. Заткнём им и себе рты мороженым, и не придётся говорить. Не ссы! Выкрутимся на юморе. Поговорим о Толстом, о Достоевском, о Пушкине. Ты же читал «Сказку о попе и работнике его Балде»?

– Нет.

– Зря! Интересная и поучительная история. Это моя настольная книга. Как и «Золотая рыбка». Того же автора, кстати. Тебе надо обязательно прочесть, раз решил жениться. Краткое содержание, чтоб ты мог поддержать разговор, я тебе сейчас изложу…

– Вот они, идут…– обречённо протянул Вася. И действительно, к нам приближались две девушки. На мою радость обе миловидные. Одна совсем красавица, а другая скромная, но обаятельная. Откуда во мне это взялось, но я взял инициативу на себя, и стал болтать без умолку. Его красавицу звали Катя, а мою скромницу звали Лера. Я, неожиданно для себя схватил Леру под руку, и мы пошли в «Лакомку». Посидели. Девчонки всё время смеялись. Героем моих импровизаций был, естественно, Вася. Тем более что он сидел за столиком, как столб. Я заигрывал с Лерой. Даже решился и подсел к ней поближе. Что-то даже на ухо шептал. Скорее всего, над Васей посмеивался. Особенно над его нерешительностью в общении с любимой. Катя вела себя прекрасно. Как и подобает красивой девушке. Даже разговаривая интимно со столбом Васей, стала поглаживать его руку. Я офигел! Проводили мы их до дома и поехали на трамвае домой.

– Ну, ты что такой хмурый, старик? – постарался успокоить я своего набычившегося друга. – Всё было нормально. Твоя Катя просто прелесть. Да и мне её подруга понравилась. Даже очень.

– Да?

– Да.


На следующий день я поймал себя на мысли, что уже не могу не думать о Лере. Она всегда стояла у меня перед глазами. Я даже в столовой дождался её класса и следил за ней украдкой, потягивая кисель. Она меня заметила и, совсем не комплексуя, подсела за мой стол со своим пончиком и чаем.

– Что такой грустный, Серёж? А где Вася? – радостно спросила она.

– У нас сейчас химия. А он у Прасковьи Карповны лаборантом числится. Он же в химии Менделеев! А я ни бум-бум. Пробирки на столы расставляет.

– А он тебе ничего не говорил? – вдруг осторожно спросила Лера.

– А что он мне должен был говорить?

Лера доела свой пончик, вытерла руки о салфетку и уже уходя, сказала:

– Хороший у тебя друг, Серёжа! Вчера ты весь вечер ухаживал за девушкой, которую он пригласил на свидание. Он, конечно, лучше тебя. Остолоп!

Я ничего с собой поделать не мог. Сбежал с уроков домой, заперся в комнате и лежал на кровати убитый. Надо же было так облажаться! Но и не это самое главное. Я понял, что впервые в жизни я влюбился! По- настоящему. Лера не выходила у меня из головы. Она стала мной. Я любил каждую её клеточку. Каждую букву в словах, которые она произносила. У неё были совершенно удивительные ладошки. Я ещё вчера трепетал, когда вечером, провожая, взял её руку в свою. Но Вася! Не мог что ли мне намекнуть как-то?! И что теперь делать? Ведь это капец всему!!! Я тоже хорош! Не мог сообразить, что он бы и не мог влюбиться в эту куклу Катю! Если есть такая, как Лера! Какая же она красивая! Вот уж вляпался, так вляпался! И что же теперь делать со всем этим?

Утром следующего дня я решил «заболеть». Так я отчего-то умею. Когда надо, у меня даже возникает температура. Мама замерила, надо же! Тридцать семь и пять! Мама была даже этому рада. Ей можно на работу не пойти. Вызванный ею участковый врач определил у меня ОРЗ и выдал ей больничный на пять дней.

Как я любил болеть! Жаль, что это редко бывает. Лежишь себе, книжки читаешь. Мама дома, не на работе, тоже довольна. И блины печёт! Открывает запретное в будни малиновое варенье, которое я обожаю! А с блинами вообще экстаз! Подойдёт, холодную ладошку ко лбу приложит, головой покачает, одеяло поправит и опять на кухню. А там, судя по запаху, уже и «Курник» поспевает! И маме нравится за мной ухаживать. Я, конечно, могу и сам пойти на кухню… Ни в коем случае! Мама ставит у изголовья табурет. На нём, на подносе, пизанская башня в виде слегка наклонённой стопки блинов, малиновое варенье в вазочке, чай с лимоном и кусочек курника. «Кусочек» величиной с теннисную ракетку. Когда я это всё слопаю, она этак с соболезнованием в голосе спросит:

– Может борщица налить? А то ты бледный какой-то…

В этот раз всё было по распорядку. И блины были. И «курник». И даже малиновое варенье. Но всё было не в радость. Лера перед глазами стояла. «Хороший у тебя друг, Серёжа…». Её глаза вообще – хоть иди в Урал топись. Лучше бы в её глаза утопиться. Там что-то бездонное. Таинственное… Тьфу! Нужно просто собрать волю в кулак и забыть её! Лера Васина! О! Какое-то словосочетание получилось, как имя и фамилия. Всё! Нужно её забыть! Спать! Как говорит бабушка: «Дневной сон – это подарок Богу». Скорее, конечно, от Бога подарок. Не каждому Бог даёт в жизни днём поспать...

– Проснулся! Пока ты спал, Вася приходил. Я не стала тебя будить. Сказала, чтоб в школе передал, что ты на больничном. Мол, справка будет.

– И что он?

– Спросил, выздоровеешь ли ты до вашего этого кросса. Ваш физрук беспокоится.

– А ты?

– Сказала, что наверняка. Ты ж не собираешься тут всю жизнь валяться. Тем более что варенье малиновое, эта банка, что я открыла, такими темпами скоро закончится. Перестанет смысл болеть, и ты сразу пойдёшь на поправку! А на остальные три баночки можешь не засматриваться. Нужно поберечь. Зима ещё впереди.

– Мама! Ты монстр!

– Да! Мне все мужчины говорят, что я красивая!
Сказала, как отрезала.

А мама у меня была действительно красивая. Самая красивая на свете!


Через неделю я вернулся в школу. На пороге столкнулся с физруком Пал Палычем.

– О! Чемпион! Ты как? К кроссу готов?

– Всегда готов, – невесело ответил я.

– Два дня осталось. Побегай по утрам. Продышись. Можно ещё и вечером. Я в тебе уверен и жду рекорда. Хотя сделает тебя твой дружок Васечкин! – зарядил мне в лоб физрук-оптимист.

Вася подсел ко мне за парту как ни в чём не бывало.

– Ты как? Побежишь? Ты ж не в форме. Провалялся неделю в постели.

– А ты и рад? – почти через зубы сказал я, вдруг озлобившись.
Вася это почувствовал.

– Ты это… Серёж. Я не побегу, если ты не побежишь. Скажу, что ногу подвернул. Мне без тебя неинтересно.

– Между прочим, я всю неделю по утрам и вечерам по двенадцать километров наматывал. Я готов. И я тебя сделаю. Не надейся!

– Молоток Серёжа! – обрадовался Вася. – А что мама? Разрешала?

– Мама радовалась. Ей больничный дали, она дома, я дома. Температуру перед пробежками замеряла. А там стабильно тридцать шесть и шесть. И доедать малиновое варенье я отказался. А она поняла, что это значит, что я выздоровел. Но надо было, чтоб меня осмотрел участковый доктор и закрыл больничный. Так положено. Я бегал рано-рано утром и поздно вечером. Чтоб доктор вдруг не нагрянул.

В эту же субботу мы бежали кросс. Вся школа собралась. Мы с Васечкиным бежали в последнем забеге. В сильнейшем. По предварительным результатам. Я увидел Леру, она заметила взгляд, но сделала вид, что не увидела. Я разозлился. Это завело, но после старта я рвать не стал. До половины бежал в группе. Потом чуть включился и вместе с Васечкиным вышел вперёд. А потом прибавили, чтоб не оставить им никаких надежд. Метров за двести до финиша я включил свою злобу и пришёл первым. Вася отстал метров на двадцать.

– Откуда… в тебе …столько… сил… – только и оправдался передо мной отдувающийся Вася.

Физрук через свой фонирующий мегафон провозгласил, что я улучшил рекорд школы аж на три секунды. Мне было всё равно. Я устал.

* * *

Бежать по снегу было очень тяжело. Хоть и до этого мы там накатали лыжню. Она всё же проваливалась. К тому же постоянно замерзала та нога, что не в унте. Приходилось сбивать темп и дыхалку переобуванием. Поймал себя на мысли, что нелепейшей картинки не придумать. Два трезвых парня, в одних трусах и в одном унте на каждого бегут кросс по заснеженному глухому лесу в новогоднюю ночь! Бред какой-то!

Из последних сил дотянули до избы проходчиков. Перед ней пришлось метров триста бежать в гору.

– Ну???!!! – выдохнул я вопрос бросившемуся к спичечному коробку Васе.

– Соль, – выдохнул обречённо он.

Это был приговор. 

Вы слышите! Никогда…нет, не так…НИКОГДА НЕ ЗАСЫПАЙТЕ СОЛЬ В КОРОБОК ИЗ-ПОД СПИЧЕК!!! В тряпочку, в платочек, в бумажку, в коробочку из-под одеколона, в карман штормовки, куда угодно! Но только не в коробок из-под спичек! От этого, быть может, будет зависеть чья-то жизнь! Ещё чья-нибудь. Наша, на этом закончилась. 

Я упал на нары и сдался.

Холодно не было. Чуть беспокоили капли тающего льда с прорывающихся над верхней губой усов. Лень было вытирать.

Даже уже задремал, когда меня стал тормошить Васечкин.

– Вставай Чемпион! Эй! Серёга!

– Отвянь!

– Бежать надо.

– Поезд услышим, руками помашем, может, подберёт…

– Ты сам знаешь, что до утра поездов нет. Первый в одиннадцать, Москва – Магниторск.

– Ничо. Подождём.

– Мы уснём и замёрзнем. Не сможем не заснуть. Бежать надо. На станцию. Там люди. Башкиры там живут. У них связь есть. И дорога к ним есть. До Абзаково оттуда 10 км. Бежать надо!!!

– Ты сдурел.14 километров в трусах и в одном унте? На улице минус двадцать пять. А тут тепло.

– Тут тоже минус двадцать пять.

– Нет. Тут тепло.

– Серёга! Бежать надо!

– Отвянь!

– Вставай, сопля говённая! Кисляк в моче замоченый!

– Что? – такого я от него совсем не ожидал и даже стал приподниматься.

– А ты кто? «Спички он у проходчиков видел!» Вот, посоли теперь этими спичками себе в трусы и беги!

– А ты «Рекордсмен школы»… А я ведь тебе специально проиграл! Чтоб Лера тебя выбрала! Чтоб ты был лучше во всём! А разорвал бы я тебя, как Тузик грелку!

– Как кто! – соскочил я с нар.

– Как Тузик!

– Это кто Тузик?! Я Тузик?!

– Бежать надо, Серёж, – вдруг спокойно сказал Вася. – И бежать так, как будто там, на станции, нас Лера встречать будет. Понял?!

Так нелепо было слышать её имя в этой ситуации, что я прямо опешил. И мы побежали.

Бежать по шпалам удобно. Идти неудобно. На каждую наступать – частишь. Через одну идти, нужно ногами ворочать, как циркулем. А бежать удобно. Как раз через одну. И темпоритм легко держать. И дыхалку, когда втянешься.

А когда втянешься уже всё по барабану! Вон смотри, Вася! Лере надоело на станции нас ждать, и она пошла навстречу. Одеяла какие-то нам несёт. А одеяла то зачем? Такая жара, а она с одеялами!...

…Кинотеатр «Современник» всё же хуже, чем кинотеатр Горького. Горького уютнее. Домашний такой. Родной. И буфет замечательный. Колбы с соками. Ты какой, Вась, сок предпочитаешь? Яблочный? А я томатный! Вот и ложечка в стакане с водой. И соль по вкусу. Я всё детство себе говорил:

– Вот когда стану взрослым, буду каждый день пить томатный сок!...

…Вот прибежим сегодня к кинотеатру Горького, я тебя обязательно томатным соком угощу…

…а можно и в «Современник» сходить! Там и кафе «Лакомка» рядом. Я так мороженого хочу, ты не представляешь!...

…Про то, что ты мне специально проиграл, это ты загнул. Но ты так меня этим завёл! Тузик! Тузик! Съем арбузик…

…Ши-ро-ка стра-на мо-я ро-дна-я. Мно-го вне-го-вне-го-вне-го-вне…
…
…не надо я сам…
…
…рука затекла.

Очнулся я уже в больнице. На соседней койке спала мама. Очень затекла спина. И нестерпимо чесались пальцы на ногах.

– Ма…

Мама тут же вздрогнула и, соскочив с кровати, бросилась ко мне.

– Сыночек очнулся!!! Мой ты хороший! Очнулся, моя роднулечка! Две недели в коме! Я уже вся извелась…что?

– Как я тут…

– Тебя на станцию Вася принёс. Башкиры скорую из Абзаково вызвали. И растёрли вас самогонкой. Врачи их похвалили. Со скорой. Я тут уже со всеми перезнакомилась. И к Васе хожу. Он тут же лежит. В реанимации. Живой. Только ему по большому пальцу на каждой ноге пришлось отнять. Он босяком пришёл.

– А я?

– А ты в унтах был. Башкиры с Касмахтов звонят, беспокоятся за вас. Всё мне рассказали.

– А Вася?

– А Вася всё время спит. Рассказал только в двух словах про вашу эту избу проклятую. Прощение у меня просил, дурачок. Сына мне спас. А он прощение просит.

– Мам. У меня пальцы очень чешутся.

– Так ты их отморозил. Но тебе решили не отнимать. Сумели сохранить. Тут врачи хорошие. Душевные. У тебя с пальцев кожа слезла. Вот они и чешутся. Давай почешу осторожненько. Они кровоточили. И в мази сейчас. Вот мы их потихонечку и погладим. Чтоб не чесались и не беспокоили нашего мальчика. Нашего маленького, такого дурного мальчика.

– А почему мы в реанимации?

– У вас с Васей сильное воспаление лёгких. У него ещё и пальцы заживают. А ты в себя не приходил. Где же вам ещё лежать? В роддоме что ли? А тут тебе и капельницы, и уколы делают. Мазями я тебя мажу. И Васю мажу.

– А в школе…

– В школе все всё знают. Вы там, как Гагарины! Легендарные личности. Приходили к вам из школы. Но их не пускают. К тебе всё равно было бесполезно. А Вася просил, кроме мамы, никого не пускать.

– А кто приходил?

– Классная ваша, Фаина Николаевна. Девочка какая-то всё ходит. Я выхожу, всё ей расскажу, вот и всё. Она уходит. Имя не знаю. Неудобно было спрашивать. Но она не из вашего класса.

– Лера – улыбнулся я и заснул.

 Глава III

Итого

Раз обещал рассказывать правду, так тому и быть. Правда, радости от этой правды никакой нет. Предупреждаю сразу.

После окончания школы я уехал на Дальний Восток. Приезжал оттуда к Лере в Ленинград, проездом в Магнитку. Она в ЛГИТМИКе училась на художника театра кукол. Приехал в парадном морском мундире. Весь такой сногсшибательный. Но никого с ног сшибать не пришлось. Она уже с сокурсником жила. С режиссёрского отделения. Чтобы как-то оправдать свой приезд, накормил и напоил всю их общагу на Опочинина. Что делать! Утёр себе сопли и поехал домой к маме.

Вася работал крановщиком в мамином мартене. Она его туда и затащила, и взяла в ученики. Встретились, конечно, просто замечательно. Полчаса, наверное, друг друга из объятий не выпускали. Все пивбары Магнитогорска тщательно изучили. Потом уже нас везде без очереди принимали. Ещё бы! Моряк, да ещё и обязательно с горбушей под мышкой. Я её двадцать килограммов привёз. Официанты нам в тарелку нарежут и себя не забудут. Васечкин везде гордился: «Брат с Сахалина приехал!»

Пацанов всех по стране разбросало. Так и не виделись больше.

Я прилетал на родину раз в три года. Всё время с Васей встречался. Он женился. Сына родил. На крутые реки на сплав стал ходить. Кандидата в мастера спорта заработал. Но потом с каждым годом стал сдавать. В смысле выпивки. И с каждым моим приездом он был всё хуже и хуже.

Когда прилетал брата хоронить, он уже жил в какой-то коммуналке ужасно задрипаной. Дворником работал. Бутылки собирал. Весь почернел. И, мне показалось, что рад был уже скорее не мне, а возможности выпить и поесть.

Когда мама стала болеть, я в Магнитку переехал. Нужно было быть рядом. Дачу там купил. С возможностью зимнего проживания. Потом, после маминого инсульта, пришлось жить с ней. Она уже не вставала. А ещё до того, сразу после приезда, пошёл искать Васю. Но в его коммуналке жил уже кто-то другой. И никто не знал, куда он свалил. Так я его и не нашёл. Похоронил маму. Соболезнования в газете были. Думал, Вася если прочтёт, то обязательно придёт. Поймёт, что я здесь. Но он не пришёл.

А вот совсем недавно встретился случайно с одним одноклассником и узнал, что Вася умер. И целый его последний год на этом свете мы, оказывается, жили в одном городе. В Магнитогорске. И не встретились. А я так по нему скучал. И он меня ждал наверняка. И ни у кого я даже не смог узнать, как он ушёл и где его могилка. Я и сейчас по нему очень и очень скучаю. Земля тебе пухом, брат!
А рассказ, про него, ему читал вслух. Не этот, а другой. Совсем ранний. Потерялся где-то. Там про наши походы было. И Серёжа Халимов (его настоящее имя) уже тогда был Вася Васечкин. Ржал он тогда, как его любимые лошади. После каждой строчки…

Сергей Кащеев
1980–2019. Магнитогорск – о. Сахалин – Магнитогорск