Литературные казусы

 «Путешествие» В. Дворцова по шаманству находится вне контекста не только стихотворения А. С. Пушкина «Пророк»…

Накануне 225-летия со дня рождения гения русской литературы Александра Сергеевича Пушкина в сети появилось немало публикаций. Услужливый Яндекс при запросе выдал мне и эл. ссылку на интернет-журнал русской словесности «Соты» со статьёй под странным и пугающим названием «Шаман Александр Сергеевич» В. Дворцова (14.02.2022 г.). Странным и пугающим потому, что шаман (шаманство) вполне определённое явление духовной жизни, но к творчеству А. С. Пушкина не имеющее никакого отношения. Известно, что шаман – служитель культа, согласно верованиям народов с древним анимистическим мировоззрением, вступающий в общение с духами с целью ограждения людей от их козней и причиняемых ими болезней. Словарь русского языка называет даже шаманство – «колдовством».

Автор статьи долго перечислял отличия и сходства в камланиях шаманов остяков, мантов, тунгусов, хантов и т. д., никак не соотнося это с русской литературой. Но это он посчитал достаточным для того, чтобы обозвать шаманом великого русского поэта А. С. Пушкина, названного нашими выдающимися предшественниками В. Одоевским, «солнце русской поэзии», А. Кольцовым – «солнце», Ап. Григорьевым – «Пушкин – это наше всё». Завершив свой экскурс по камланию шаманов ссылкой на ритуальные песни остяков, записанные В. Третьяковым, – В. Дворцов неожиданно, немотивированно, ничем не оправданно цитирует центральное произведение пушкинской поэзии «Пророк» и завершает свою беспричинную, не содержащую никакой проблематики статью словами: «Это пушкинское стихотворение вводило в транс Достоевского. Так тропа шаманизма, видоизменяясь временем и приспосабливаясь к давлению обстоятельств, ни на секунду не прерывалась от пещерных трансов неандертальца до экстазов в Политехническом». (https://litsota.ru/shaman-aleksandr-sergeevich/)

Пушкинский «Пророк» восхищал Ф. Достоевского глубиной проникновения поэта в духовную природу человека, что назвать «трансом» от «тропы шаманизма» уж никак невозможно.

Но «историческое» путешествие В. Дворцова по шаманству находится вне контекста не только стихотворения А. С. Пушкина «Пророк», но и всего его творчества, так как постичь великого поэта вне христианского понимания мира – невозможно. Совершенно очевидно, что автор предпринял абсолютно нелитературное дело. Шаманство – духовное явление, но это такое восприятие мира, которое к творчеству А. Пушкина не имеет ровным счётом никакого отношения. Пушкин то здесь причём? Автор насильственным образом притянул к шаманству выдающееся стихотворение русской литературы. И совершает это он в то время, когда уже ни для кого «Пророк» А. Пушкина не является загадкой, даже для старшеклассников.

И потом, на нашей ведь памяти были выдающиеся пушкинисты, скажем, такие как М. П. Ерёмин и В. С. Непомнящий. Это как же можно писать подобное, после глубочайших их работ? Разве что, не читая не только их, но и вообще ничего из нашего обширного пушкиноведения. Такое можно написать, лишь только находясь вне литературы. Он высказал своё «мнение», никак не сообразуясь с текстом «Пророка». В «Пророке» А. С. Пушкин не в шаманский бубен стучит, а возделывает поле русской словесности, употребляет изящные красивейшие старославянизмы: зеницы – зрачки, глаза, орлица – один из символов евангелистов, горний – высокий духовный, дольний – земной, гады морские – морские животные, уста – губы, рот, десница – рука, глагол – слово. «Пророк» А. С. Пушкина соотносится с традицией духовных од М. В. Ломоносова и Г. Р. Державина.

 В. С. Непомнящий писал о поэте: «Голова его может думать порой одно, а у гения сказывается совсем другое», ибо первое принадлежит «мирскому, земному интеллекту», а второе – «небесному дару». «Пушкин не только есть великий писатель, нет, он имеет и свою религиозную судьбу, как Гоголь, или Толстой, или Достоевский, и, может быть, даже более значительную и, во всяком случае, более таинственную, – писал отец Сергий Булгаков в год столетия гибели поэта. – Ключом к пониманию всей жизни Пушкина является для нас именно его смерть, важнейшее событие и самооткровение в жизни всякого человека, а в особенности в этой трагической кончине… и наряду с поэтическим гением нельзя не удивляться в Пушкине какой-то нарочитой зрячести ума: куда он смотрит, он видит, схватывает, являет. Это одинаково относится к глубинам народной души, к русской истории, к человеческому духу и его тайникам, к современности и современникам… Поэзия божественна в своём источнике, она есть созерцание славы Божества в творении. Не Бог, но Божество, Его откровение в творении, по преимуществу доступно поэзии. Поэтическое служение, достойное своего жребия, есть священное и страшное служение: поэт в своей художественной правде есть свидетель горнего мира, и в этом призвании он есть «cам свой высший суд». https://s-t-o-l.com/material/48576-pushkin-kak-religioznaya-problema/

«Пророк» А. С. Пушкина имеет духовно-мировоззренческую и даже богословскую основу: «И Бога глас ко мне воззвал». Ему на перепутье является Серафим, один из девяти чинов ангельских, о котором упоминается в Священном Писании. Серафимы составляют высшую степень в небесной иерархии, ближайшую к Богу. У каждого из них по шести крыл. Один из Серафимов коснулся зажжённым углем уст Исайи, сказав ему: «Вот это коснулось уст твоих, и беззаконие твоё удалено от тебя и грех твой очищен» (Ис. 6: 1-7). Как видим, даже текстуально стихотворение «Пророк» восходит к Священному Писанию, а не к шаманству.

Складывается впечатление, что В. Дворцов в равной мере не различает ни что такое шаманство, ни того, чем отличаются вершинные творения русской литературы. Но зачем-то же он унизил гения русской литературы А. С. Пушкина, сделав попытку пушкинского «Пророка» опустить в пещеру, по его же словам, к «трансам неандертальца». В таком случае возникает логичный вопрос: а какую главную задачу преследовал В. Дворцов? Показать А. Пушкина не православным писателем, вне христианского мировоззрения, вне христианской культуры? Но это же совершенно не так!

И потому статья «Шаман Александр Сергеевич» сродни тому, что разрушает иерархию ценностей в великой русской литературе. Делал автор это по недомыслию, по отсутствию глубоких знаний русской литературы и Священного Писания или с тайным умыслом, – это уже не столь важно.

Катерина БЕДА