Обида героя

Скажи-ка, дядя, ведь не даром…

Михаил Лермонтов, «Бородино»

Петра Григорьевича Здоровца я знал, как мне казалось, хорошо. Крепко помню его и теперь. Да и как не знать и не помнить, если был он моим родственником, родней. Он приходился родным дядей моей жене, Екатерине Васильевне, был старшим братом моей тещи, Марии Григорьевны Беда, в девичестве Здоровец.

Широколицый, чернявый, с полными щеками и подбородком.

Внимательный, проницательный взгляд. Рассудительный, немногословный, но ни одно слово его, казалось, не отпускалось просто так, без какого-то потаенного смысла. Видно, природа долго трудилась над тем, чтобы явился такой красивый, южнорусский, истинно кубанский облик. Неведомо по каким полям и плавням собирался такой цельный, обаятельный человеческий характер.

Знал же я о нем то, что был он участником Великой Отечественной войны и инвалидом. Без правой ноги, выше колена. А потому ходил он на протезе, доставлявшем ему немало хлопот.

Помню его на лавочке перед домом, который он выстроил после войны. Помню его троих сыновей, моих ровесников, с которыми мы учились в одной школе.

Был Петр Григорьевич человеком грамотным, хотя и закончил всего шесть классов школы. Пока в станице было несколько колхозов, он работал бухгалтером в колхозе «Красная Армия». Потом, когда все колхозы объединили, – был счетоводом, учетчиком в бригаде. Видимо, ему непросто было добираться ежедневно в правление, в центр станицы.    Многие годы спустя я как-то увидел его послевоенную фотографию. Фотографию солдата Великой войны, победителя 1945 года! В гимнастерке с сержантскими погонами. Он сидел у небольшого столика с букетом цветов. На столике раскрытая книга. Полное осознание всей значимости момента. Исполненный какого-то поразительного достоинства. А на груди – орден Красного Знамени и медаль «За отвагу». Я немало удивился этому и не мог не задаться вопросом: за какой подвиг он, сержант, был удостоен столь высокой награды?

С началом Великой Отечественной войны жизнь Петра Григорьевича, как и всех станичников, мгновенно переменилась. Он, девятнадцатилетний юноша, был мобилизован в бригаду по строительству аэродрома под станицей Крымской. Остатки этого аэродрома с ангарами, укрытиями для самолетов можно увидеть и теперь.

9 января 1942 года Петр Григорьевич призван в Красную Армию. А 15 января, как значится в его документах и наградных листах, уже участвовал в боях. Насколько обстановка на Кубани становилась угрожающей можно судить по тому, что только что призванных, совершенно необученных новобранцев на шестой день уже бросили в бой… Да и что это были за бои, когда бронированная вражеская армада перла, казалось, неостановимо, ровняя наспех вырытые окопы и рассеивая мечущихся по полям людей. Оставшиеся в живых пробирались к своим или попадали в плен.

В Краснодар немецкие войска вошли 9 августа 1942 года. К середине августа вся равнинная часть края и предгорья были захвачены противником. А в Краснодаре захватчики устанавливали новые оккупационные порядки. Зловещей приметой стали лагеря для наших военнопленных, устроенные в городе. Было их, кажется, восемь. За высоким двойным забором из колючей проволоки, в грязи и пыли – тысячи пленных. На каждого приходилось менее метра родной земли, меньше, чем надобно для могилы… Охраняли лагерь полицаи, румыны и солдаты вермахта. У входа в лагерь с утра до вечера толпились женщины, пытаясь найти среди заключенных своих родных.

Глядя на унылые колонны пленных, на грязных, чумазых и оборванных красноармейцев, каждый день направляемых на работы по восстановлению дорог, мостов и заводов, каждый думал: неужели уже всё потеряно и так будет теперь всегда?.. Неужели ничто во всем свете не может перебороть эту темную тупую силу, явившуюся сюда по какому-то попущению?..

Как известно, поначалу немцы заигрывали с кубанцами, наивно полагая, что в казачьем краю их встретят как «освободителей». И действительно, находилось немало выродков, побежавших в услужение завоевателям, в полицаи. А кое-где встречали захватчиков с хлебом-солью. Немцы даже открывали православные храмы, закрытые при советской власти. Но большинство людей встретило непрошенных гостей угрюмо, с надеждой на то, что когда-нибудь этот ад закончится. И захватчики вскоре убедились в этом. Видимо, неслучайно, что именно на Кубани немцы впервые применили адское изобретение по массовому уничтожению людей – газовые машины – душегубки…

Вход в лагерь военнопленных №132 находился на углу улицы Красной и Хакурате. Сюда и попал где-то в конце августа красноармеец Петр Григорьевич Здоровец. Смириться со своей неволей он не мог, но и что делать пока не знал. И всё же ему удалось передать на волю записку.

Какой-то незнакомый человек пришел в станице Старонижестеблиевской к его матери Анне Ефимовне и передал эту записку. В ней Петр Григорьевич сообщал, что находится в лагере военнопленных в Краснодаре и просил передать хлеба и хоть каких-то продуктов. Анна Ефимовна снарядила в дорогу младшую дочь, сестру Петра Григорьевича – Марусю. И та пошла в Краснодар пешком искать и спасать своего брата.

Это расстояние в семьдесят километров от станицы до города рейсовый автобус преодолевает теперь почти за полтора часа. Трудно представить, как преодолевала этот путь Маруся, как вообще не убоялась семнадцатилетняя девушка идти в захваченный противником город… А она, найдя брата в концлагере, ходила к нему из станицы несколько раз…

Однажды Петр Григорьевич сказал сестре, чтобы она принесла ему одежду и спрятала в условленном месте.

Я видел в интернете фотографии этого лагеря для военнопленных. Высокое двойное ограждение из колючей проволоки. Где и каким образом можно было спрятать одежду, представить сложно. И всё же Марусе удалось передать брату гражданскую одежду. А он, переодевшись в дощатом туалете, под видом обслуживающего лагерь вышел на улицу…

Идти было некуда, кроме как в родную Старонижестеблиевскую. В конце сентября он был уже в станице. Никто его не выдал, не донес немцам или румынам, что он – красноармеец. Хотя были в станице свои полицаи, прислуживавшие противнику, имена которых помнят и теперь…

Петр Григорьевич бежал из лагеря военнопленных вовремя, так как с наступлением холодов положение военнопленных резко ухудшилось, стало, по сути, невыносимым. А, может быть, ухудшилось их положение потому, что немцы окончательно убедились в том, что «освободителями» их не считают.

А когда под натиском наших войск 11 февраля 1943 года немцы стали оставлять Краснодар, в городе, во многих его местах вспыхнули страшные пожары. Город был, по сути, подожжен. В лагере военнопленных запирали в деревянные сараи и поджигали. В подвалах заживо было сожжено триста человек. За шесть месяцев оккупации в городе было убито около семи тысяч мирных жителей. А сколько погибло военнопленных, точно не известно и до сего дня…

Станицу Старонижестеблиевскую в начале марта 1943 года освобождали части 58 и 50 Армий, 19-й и 131 бригад и 140-й танковой бригады. При освобождении станицы погибли 184 воина. А всего из станицы ушло на фронт около трех тысяч жителей. Из них 816 погибли, 200 пропали без вести, то есть в большинстве случаев тоже погибли, но гибель их оказалась ничем не подтвержденной.

Когда наши части вошли в станицу, Петр Григорьевич пошел в штаб и представился, что он – красноармеец, стрелок ОА 37 стрелковой бригады.

По суровости военного времени в наказание за плен он был направлен в отдельную армейскую штрафную роту, которая была брошена под станицу Крымскую, в район села Молдаванское, где шли страшной жестокости бои. По условиям того времени в штрафном подразделении солдат оставался «до первой крови». То есть, те, кто уцелел, но был ранен, переводились в обычные подразделения.

Из отдельной армейской штрафной роты под селом Молдаванское уцелели всего два человека, в том числе и Петр Григорьевич. Его спасло то, что осколок впился ему в правую лопатку и ранение оказалось не смертельным. Надо полагать, что сражался Петр Григорьевич самоотверженно, так как за бой у села Молдаванского он был не только помилован, но и награжден медалью «За отвагу». Жене моей, Екатерине Васильевне, удалось разыскать в архивах этот документ, как и другие важные документы, свидетельствующие о том, как сражался ее дядя – Петр Григорьевич Здоровец. И в частности, этот приказ № 09/н по 696-му стрелковому полку 383 стрелковой дивизии от 17 июня 1943 года. От имени Президиума Верховного Совета Союза ССР наградить медалью «За отвагу»: «Связного отдельной армейской штрафной роты красноармейца Здоровец Петра Григорьевича за самоотверженность и отвагу, проявленные в период боев северо-западнее станицы Крымской в районе села Молдаванское. Тов. Здоровец, не считаясь с интенсивным огнем противника, поддерживал связь. Днем и ночью он доставлял боевые приказания в подразделения и тем способствовал успешному управлению боем… Командир 696 стрелкового полка майор Кордюков. Начальник штаба 696 СП майор Артюшенко».

Надежды немцев на лояльное к ним отношение жителей Кубани, якобы изнывающих под советским «игом», не оправдались. Сошлюсь на свидетельство из дневника немецкого офицера, лейтенанта, которое приводит в своей книге генерал армии Иван Владимирович Тюленев: «Против нас кубанские казаки. Мой отец как-то рассказывал о них, но как его страшные рассказы далеки от того, что вижу я. Их не возьмешь ничем. Они жгут наши танки… Сегодня моя рота была брошена на помощь стрелковому полку, попавшему в очень тяжелое положение. И я вернулся с поля боя с четырьмя солдатами. Что там было! Как я остался невредимым?! Прямо чудо, что я жив и могу писать. Они атаковали нас на лошадях. Солдаты бежали. Я пытался их остановить, но был сбит с ног и так ушиб колено, что ползком пробирался назад к реке. Говорят, что наша бригада перестала существовать. Если судить по моей роте, то это правда».

Надо полагать, что какое-то время Петр Григорьевич находился на излечении в медсанбате. В октябре 1943 года, как видно из документов, он являлся командиром отделения 10 стрелкового корпуса, 953 стрелкового полка, 257 стрелковой дивизии, получившей потом почетное наименование Сивашской…

В ходе Мелитопольской наступательной операции войска 51 армии (командующий – Герой Советского Союза генерал-лейтенант Я.К. Крейзер), совместно с 4 гвардейским Кубанским казачьим кавалерийским корпусом генерал-лейтенанта Н.Я. Кириченко стремительно вышли к Перекопу. О, этот неприступный Перекоп, известный со времен, вроде бы, совсем недавней войны гражданской: «Красен, ох, красен кизил на горбу Перекопа!» (М. Цветаева). О, этот гнилой Сиваш, снова представший непреодолимой преградой, как и перед красноармейцами 1920 года…

10 стрелковый корпус под командованием генерал-майора К.П. Неверова, 257 стрелковая дивизия под командованием Героя Советского Союза генерала А.М. Пыхтина вышли к Сивашу. Стало совершенно ясно, что ничего другого не остается, как проводить разведку, искать броды, переходить этот гнилой Сиваш, чтобы захватить плацдарм на Крымском берегу.

Каково же было наше удивление, восторг, а потом и печаль, когда нам удалось разыскать в архиве наградной лист, подписанный 11 ноября 1943 года. Согласно этому листу Здоровец Петр Григорьевич, сержант, командир стрелкового отделения, 953 стрелкового полка, 257 Краснознаменной стрелковой дивизии, 1922 года рождения, русский, беспартийный, в рядах Красной Армии с 9 января 1942 года, на Отечественной войне с 15 января 1942 года, ранее награжденный медалью «За отвагу», за форсирование Сиваша представляется к присвоению звания ГЕРОЯ СОВЕТСКОГО СОЮЗА…

В графе «Краткое конкретное изложение личного подвига или заслуг» описание подвига было действительно кратким: «Тов. Здоровец смелый, бесстрашный сержант, энергичный командир отделения. В ночь на 2 ноября 1943 г. по приказу командования вместе со своим отделением успешно форсировал вброд Сиваш, неся на себе ящик винтовочных патрон, одновременно помогая отстающим бойцам нести боеприпасы и этим самым воодушевляя остальных бойцов на успешное форсирование Сиваша.

4 ноября 1943 г., когда противник перешел в контратаку, тов. Здоровец во главе своего отделения первый бросился в атаку на врага и отбросил противника на свой рубеж.

За мужество, отвагу и личное геройство, проявленное при форсировании Сиваша и за стойкость при контратаке противника достоин присвоения звания «Героя Советского Союза».

Наградной лист подписали: командир 953 стрелкового полка майор Б.В. Григорьев-Сланевский – 11 ноября 1943 г.: «Достоин присвоения звания «Герой Советского Союза». Командир 257 Краснознаменной стрелковой дивизии генерал Пыхтин – 11 ноября 1943 г. Заключения вышестоящих начальников: «Достоин присвоения звания «Героя Советского Союза», командир 10 стрелкового корпуса гвардии генерал-майор К.П. Неверов, 11 ноября 1943 г.; заключение Военного Совета Армии: «Достоин присвоения звания «Героя Советского Союза» подписали командующий 51 Армией, Герой Советского Союза гвардии генерал-лейтенант Я.Г. Крейзер, член Военного Совета, начальник штаба армии генерал-майор А. Е. Халезов – 12 ноября 1943 г.

Заключение Военного Совета фронта. Командующий, член Военного Совета (неразборчиво); Заключение наградной Комиссии НКО (неразборчиво). В графе «Отметка о награждении» значится: «Приказом Войскам 4 Украинского фронта № 37/н от 7.12.1943 г. награжден Орденом Красного Знамени».

Командующим 4 Украинским фронтом был генерал Ф.И. Толбухин. Почему он не утвердил единодушное представление всех предшествующих инстанций, неизвестно…

Потом уже племянница, Екатерина Васильевна, припомнила, как в кругу родни, среди своих ровесников и фронтовиков дядя Петя, Петр Григорьевич, что-то взволнованно и обиженно доказывал, и тогда непременно возникало это шипящее слово «Сиваш»…

При форсировании Сиваша был проявлен массовый героизм. Как вспоминал начальник политотдела 51 Армии С.М. Саркисьян, подробности вступления 51 Армии в Крым стали известны Верховному Главнокомандующему И.В. Сталину, который дал указание особо отличившихся участников этой операции представить к званию Героя Советского Союза.

Но среди представленных к высшей награде был не только сержант П.Г. Здоровец, но и начальник разведки 10-го стрелкового корпуса подполковник Поликарп Ефимович Кузнецов (1904-1944), отец выдающегося русского поэта, нашего современника Юрия Кузнецова (1941-2003).       

31 октября 1943 г. начальнику разведки 10 стрелкового корпуса подполковнику П.Е. Кузнецову командиром корпуса генералом К.П. Неверовым была поставлена боевая задача: отобрать отряд охотников, форсировать Сиваш, захватить плацдарм на крымском берегу, обеспечить переправу через Сиваш основных сил 257 и 216 стрелковых дивизий.

Утром 1 ноября 1943 г. П.Е. Кузнецов, отобрав тридцать бойцов, в 10 часов начал форсирование Сиваша. В 11.45 отряд был уже на крымском берегу. Кузнецов подал сигнал об этом костром. В тот же день Сиваш начали переходить подразделения стрелковых дивизий.

Отряду П.Е. Кузнецова была поставлена задача: провести разведку на Крымском берегу, в направлении Армянска. Совершив нападение на передовые части противника, бойцы отряда захватили 18 немецких солдат и офицеров. А также легковую машину с двумя офицерами, от которых были получены сведения о группировке противника, а также сведения о том, что немецкое командование спешно выдвигает к Сивашу дивизию, усиленную танками и артиллерией. Именно с этого Сивашского плацдарма войска 4 Украинского фронта начали Крымскую наступательную операцию. За эту операцию по форсированию Сиваша и проявленные при этом мужество и героизм подполковник П.Е. Кузнецов был представлен к званию Героя Советского Союза. 20 ноября 1943 г. П.Е. Кузнецов писал жене, что ждет «результата утверждения на звание Героя Советского Союза».

Однако представление утверждено не было. Конечно, он переживал, что его обошли высокой наградой. 6 февраля 1944 года он писал жене: «Всё же знай, что я войду в историю. Кто первый показал и провел войска в Крым, это никто оспорить не может». П.Е. Кузнецов был награжден орденом Красного Знамени. Об отце Юрия Кузнецова и его фронтовых письмах к жене Раисе см.: Вячеслав Огрызко, «Через военное кольцо повозка слез прошла…» («Литературная учеба», № 1, 2010).

Почему герои Сиваша не стали Героями Советского Союза, сказать трудно. Говорили, что, мол, кадровики получили негласную разнарядку на Героев оформлять солдат и сержантов, а не офицеров. Ну, не кадровики это решали, а в нашем случае, в равной мере, не утверждены звания Героев были сержанту и подполковнику. Значит, причины этого кроются в чем-то другом.

За эту же Сивашскую операцию так же был представлен к званию Героя Советского Союза начальник разведывательного отдела штаба 346-й Дебальцевской дивизии капитан, а впоследствии подполковник Джабраил Дабиевич Картоев (1907-1981). Звание Героя ему тоже не было утверждено, и он был награжден орденом Отечественной войны 1 степени. Это единственный случай, когда воин-ингуш был представлен во время Великой Отечественной войны к званию Героя Советского Союза.

Ингушские исследователи и историки полагают, что утверждение не состоялось по известным политическим причинам, так как в это время готовилось выселение ингушей в Казахстан и Киргизию, а потому, мол, командующий 4 Украинским фронтом генерал Ф.И. Толбухин не был свободен в своем решении, учитывал политическую ситуацию… А потому необходимо ходатайствовать перед руководством страны о представлении Д.Д. Картоева к званию Героя Российской Федерации (посмертно). Тем более, что прецедент уже был, когда за заслуги в период войны в 1995 году Указом президента РФ Б.Н. Ельцина было присвоено звание Героя Российской Федерации трем участникам Великой Отечественной войны – М.А. Оздоеву, Ш.У. Костоеву, А.Т. Мальсагову. Двум последним – посмертно. К тому же, память о Д.Д. Картоеве чтут в республике. Одна из улиц Назрани носит его имя. Указом президента республики М.М. Зязикова от 12 сентября 2002 г. Д.Д. Картоев награжден (посмертно) высшей наградой республики – орденом «За заслуги». Решением Волгоградской городской Думы от 25 декабря 2016 г. одной из новых улиц Дзержинского района г. Волгограда присвоено имя Д.Д. Картоева как участника Сталинградской битвы.

Мы можем лишь догадываться о том, почему звания Героя не были утверждены. У Петра Григорьевича Здоровца отец, Григорий Федотович, был репрессирован в 1937 году. Реабилитирован только в 1989 году. И были они из кубанских казаков. П.Е. Кузнецов был из терских казаков. Могли припомнить героям их принадлежность к казачеству. А П.Е. Кузнецову могли припомнить еще и довоенную опалу. Ведь он был начальником пограничной заставы на бессарабской границе. Но кто-то из земляков-ставропольцев из села Александровского, как видно, из зависти к удачливому офицеру-пограничнику, написал совершенно нелепый донос, обвиняя его в принадлежности к кулачеству… Он был уволен из погранвойск. Но с началом Великой Отечественной войны направлен на учебу в Академию имени М.В. Фрунзе.  Видимо, эту сложную ситуацию надо исправить – вне зависимости от того, как судьбы героев сложились в дальнейшем. Подполковник П.Е. Кузнецов погиб 8 мая 1944 г. на подступах к Севастополю, у Сапун-горы, попав под минометный обстрел. Похоронен в с. Шули Балаклавского района в Крыму. На братском кладбище, возле школы, в первом ряду от улицы, могила №7, слева направо (В. Огрызко). Там бывал его сын, поэт Юрий Кузнецов, много думавший об отце. Одно из самых пронзительных его стихотворений «Возвращение». Эти стихи положены на музыку В.Г. Захарченко. Песню исполняет Государственный академический Кубанский казачий хор:

 

А Петр Григорьевич Здоровец был ранен под литовским Шауляем, где шли страшные бои, 12 августа 1944 года. В архивной справке от 7 ноября 2016 г., полученной на имя Е.В. Ткаченко, написано: «Командир орудия 953 стрелкового полка 257 стрелковой дивизии сержант Здоровец Петр Григорьевич, 1922 года рождения, на фронте Великой Отечественной войны 12 августа 1944 года получил осколочное ранение правого коленного сустава, по поводу чего с 18 сентября 1944 года находился на излечении в СЭГ 1822. …Операция (дата не указана): ампутация правого бедра в средней трети… Начальник отделения хранения И. Труханов».

Я верю в то, что на станичном кладбище, на надгробии героя, находящемся в двух десятках шагов от могилы сестры, когда-то спасшей его, Марии Григорьевны Беда (1924-1998), будет выбита звезда Героя России. А улица Западная в станице Старонижестеблиевской Красноармейского района Краснодарского края, на которой он жил, название которой ни о чем не говорит, кроме ее географического положения, будет носить имя Героя Петра Григорьевича Здоровца.

Дело не только в том, что свою трудную не столь уж долгую жизнь он прожил с некоторой обидой. А в том, что по совершенным им на фронте подвигам он является героем – вне зависимости от того, утверждено это окончательно или нет. Жаль только, что его ровесники и современники об этом не знали. И этому помешало это официальное неутверждение…

Словно действительно Богом хранимый, он оставался живым там, где, казалось, уцелеть было невозможно – и у села Молдаванского, под станицей Крымской, и на Сиваше, и у Сапун-горы, и в литовском Шауляе. Надеюсь на то, что уцелеет он и в нашей благодарной памяти…

Может быть, только теперь, когда прошло время и мы, поколение детей их, оказались уже старше их, предстает во всём значении и величии их подвиг. Уже не только страдания и муки, ими перенесенные, и не только сострадание им. Уже не только быт, но – бытие. Какая разительная перемена людей произошла в этом поколении. Они вышли из этой войны совсем иными, чем в нее входили… Всей своей жизнью они преподали нам драгоценный урок и пример того, как преодолеваются невзгоды, которые в каждом поколении – свои. Как в этом преодолении сосредотачивается и растет человеческая душа, как закаляется и становится неуязвимой пред любыми новыми невзгодами и вселенскими ветрами.

А потому теперь нам так дорога и необходима каждая подробность их жизни, наполняющаяся со временем новыми смыслами. И, конечно, память о них не должна и не может быть омрачена никакими их обидами… Они уже не могут ничего ответить. Подвиг их, память о них теперь уже всецело зависит от нас.  Они могут надеяться теперь только на нас… Подполковнику П.Е. Кузнецову, подполковнику Д.Д. Картоеву, сержанту П.Г. Здоровцу должны быть присвоены звания Героев России (посмертно).

Последняя моя встреча с Петром Григорьевичем оказалась памятной и даже символической. Дело в том, что, приезжая в родную станицу, я, в то время – сотрудник отдела литературы газеты «Красная звезда», непременно записывал народные песни. Старушки фольклорной группы станичного хора всегда меня ждали. Ждали, когда мы соберемся или в Доме культуры, или у кого-то на дому, в хате, за столом, уставленном всевозможными яствами. Я включал свой простенький магнитофон, и начинались рассказы, воспоминания и песни. Хотя, какие это были старушки, ровесники моим родителям, – просто пожилые женщины, которые, казалось, будут рядом всегда.

Видимо, эта моя фольклорная деятельность была довольно активной. На что теща моя, Мария Григорьевна, однажды, с обидой сказала: «Ты всех записываешь, а нас так до сих пор и не записал…» И она имела право на эту обиду, так как ее род слыл в станице песенным, певучим. Я ответил смущенно нечто в том роде, что всегда готов писать, лишь бы собралась родня.

И вот решили собраться у младшей сестры Марии Григорьевны – Веры Григорьевны Фоменко, в ее хате. Оповестили всю родню. Вера Григорьевна приготовила стол. Все собрались, но Петра Григорьевича почему-то не было. Он упорствовал, не хотел идти на эту встречу. Тогда послали за ним машину. Наконец, он появился со своей женой Марией Степановной. Я не понял тогда, почему он упорствовал. Может быть, неважно себя чувствовал. А, может быть, каким-то интуитивным чутьем, ему присущим, угадывал, что эта встреча будет последней. Так всё и вышло. Осенью того же 1985 года его не стало. Ушел, так и не успев поседеть, в 63 года, «и уснул вечным сном, не созрев сединами…»

А тогда, помолчав, переглянувшись и не сговариваясь, они запели именно эту песню: «Зибралыся вси бурлакы до риднои хаты. Тут нам мыло, тут нам любо журбы заспиваты…» Уже потом, годы спустя, когда их голоса отзвучали на этой земле, и когда они нигде более не оставались, кроме как на моих магнитофонных кассетах, я издал диск народных песен родной станицы «Казацкая доля». И теперь, вспоминая их, вслушиваясь в их голоса, печальные и веселые, ясно различаю глуховатый, как бы обиженный бас Героя – Петра Григорьевича Здоровца – сохранившийся и не затерявшийся.

Петр ТКАЧЕНКО