Последний шанс

Сто лет назад, запертая в Крыму Русская армия барона Петра Врангеля, предприняла одну из последних отчаянных попыток переломить ход гражданской войны в свою пользу. 14 августа 1920 года неподалеку от Приморско-Ахтарска началась высадка Улагаевского десанта – последней серьезной попытки вернуть белым Кубань.

Для перехвата стратегической инициативы у большевиков, с июля 1920 года в штабе Врангеля разрабатывался план крупной десантной операции на Кубань. Высадка крупного десанта расширила бы социально-экономическую, политическую и территориальную базу Белого движения. Мобилизуя антисоветски настроенное казачество, высадившиеся части должны были занять Екатеринодар, Майкоп, и, в дальнейшем, всю Кубань.

Командующим десантом был назначен генерал-лейтенант Сергей Улагай - кубанский казак черкесского происхождения, из разветвлённого шапсугского и натухайского рода первостепенных дворян (тлекотлешей), участник Русско-японской, Первой мировой и Гражданской войн. Сам Врангель в своих мемуарах объяснил этот выбор так:

"Во главе десантного отряда был поставлен генерал Улагай. Заменить его было некем. Пользуясь широким обаянием среди казаков, генерал Улагай один мог с успехом «объявить сполох», поднять казачество и повести его за собой. За ним должны были, казалось, пойти все. Отличный кавалерийский начальник, разбирающийся в обстановке, смелый и решительный, он во главе казачьей конницы мог творить чудеса. Я знал его отрицательные свойства, — отсутствие способности к организации, свойство легко переходить от большого подъема духа к унынию".

Силы десанта именовались Группой особого назначения — всего 4,5 тысячи бойцов при 12 орудиях, 130 пулемётах, нескольких броневиках и 8 аэропланах. Им противостояла 9-я Кубанская армия Кавказского фронта, насчитывающая две стрелковые и две кавалерийские дивизии, одну стрелковую и три кавалерийских бригады - всего 30 тысяч штыков, 4 тысячи сабель, 157 орудий, 771 пулемёт. Несмотря на столь вопиющее неравенство сил, у белых все же были шансы на успех. После исхода белых с Кубани, антибольшевистская борьба в регионе не закончилась - в разных отделах Кубани то и дело вспыхивали восстания против советской власти. Самым крупным повстанческим соединением была действовавшая в Баталпашинском и Лабинском отделах «Армия возрождения России» генерала Михаила Фостикова, насчитывавшая 5,5 тысяч бойцов с 10 орудиями и 35 пулемётами. Всего же, по советским данным, на Кубани находилось около 30 крупных отрядов общей численностью 13 тысяч человек.

Подготовка десанта недолго оставалась в тайне. Сам Врангель писал:

«О нем (десанте) знал кубанский атаман, от него узнали члены кубанского правительства и рады. Молва о том, что «идем на Кубань», облетела все тылы и докатилась до фронта. Распространяемым штабом сведениям о том, что десант намечается в район Таганрога для помощи полковнику Назарову, никто не верил».

Справедливости ради это было не совсем так – кое-кто поверил в дезинформацию, и этим «кем-то» стало большевистское командование, не поверившее, что подготовка к столь крупной боевой операции проводится столь открыто. Шумиха вокруг готовящейся «секретной» операции была принята красными, которые ждали десанта на фланге фронта — на Дону, за очередную дезинформацию. В результате сами советские исследователи признавали, что, «средоточение к пунктам посадки, самая посадка, проход через Керченский пролив и следование морем были организованы весьма искусно и прошли незамеченными для красного командования».

Высадка десанта началась 1 (14) августа 1920 года у хутора Верещагинского (7 км севернее станицы Приморско-Ахтарской) — после подавления огнём кораблей слабого сопротивления врага. В самом хуторе располагалась застава в 2 взвода, понесшая потери и спешно отступившая перед белогвардейцами. Авангард белогвардейской конницы под личным командованием генерала Сергея Улагая двинулся к Тимашевской — железнодорожному узлу, выводящему на подступы к Екатеринодару. Бригады 1-й Кавказской кавалерийской дивизии красных с 9 орудиями контратаковали противника, уничтожив 3-й гренадерский батальон Алексеевского полка. В живых осталось только 20 человек из 225, восемьдесят человек пленных, в том числе раненных, были расстреляны.

Об этом эпизоде Улагаевского десанта рассказывает участник боевых действий Борис Пылин в своих воспоминаниях «Первые четырнадцать лет», напечатанных позже в журнале эмиграции «Перповоходник». Сам автор мальчиком-кадетом осенью 1919 года попал под Ливнами в Алексеевский полк и участвовал во всех дальнейших походах полка до осени 1920 года.

«Большевики бросили свои главные силы на наш правый фланг, занимаемый Гренадерским батальоном, с целью его окружить. Бой продолжался несколько часов без перерыва. Патроны были на исходе. Около полудня батальон не выдержал и начал отступать. Но в своем тылу он наткнулся на красных и оказался отрезанным от своих. Мало кто пробился из окружения. Большинство или были порублены красной конницей или взяты в плен. В этот день батальон потерял убитыми или взятыми в плен около 200 человек, среди них 4 сестры милосердия.
В этом, казалось бы, безнадежном положении нашлись командиры, которые не растерялись и сохранили присутствие духа...К вечеру Свободные Хутора, где произошла трагедия Гренадерского батальона, были взяты обратно и были подобраны убитые. Убитых было найдено около ста человек и, наверное, еще много ненайденных осталось лежать в зарослях кукурузы, в камышах плавней. В степи была вырыта большая братская могила, и все трупы свезены к ней. Все они были догола раздеты: кто-то позарился на синие бриджи, на хорошие сапоги. Среди убитых были и такие, которые, видно, были сначала ранены, а позже кем-то добиты. Но и этого мало: кто-то издевался над ними, кто-то мучил раненых перед тем, как убить. У многих были выколоты глаза, на плечах вырезаны погоны, на груди - звезды, отрезаны половые органы…»

Уже 18 августа, окружённая дивизией генерала Николая Бабиева, 1-я Кавказская кавдивизия красных вместе с присланным бронепоездом «III Интернационал» была уничтожена под станицами Ольгинская и Бриньковская. Командующий 9-й красной армией Михаил Левандовский едва спасся бегством. Генерал Бабиев взял станицу Брюховецкую, части генералов Сергея Улагая и Бориса Казановича — Тимашевскую, а Антона Шифнер-Маркевича — Гривенскую, Новониколаевскую и ещё целый ряд крупных станиц. Наголову была разбита красная Кавказская казачья дивизия, был захвачен в плен её начальник М. Г. Мейер вместе со всем своим штабом и всей артиллерией дивизии. Части генерала Улагая вошли в соединение с повстанцами полковника Скакуна, пополнившись еще двумя тысячами казаков. А 19 августа в районе Анапы высадился еще один десант под командованием генерала Александра Черепова.

До Екатеринодара оставалось около 40 километров и все ожидали, что Кубань вот-вот взорвётся всеобщим восстанием. Однако продвижению белых помешала собственная организационная неразбериха и неумение координировать действия.

«Генерал Улагай, вопреки собственным своим словам, обращенным к начальнику: «только решительное движение даст нам успех...», сковал себя огромным громоздким тылом, - писал Врангель. - В месте высадки — станице Приморско-Ахтарской — были сосредоточены большие запасы оружия, снарядов и продовольствия. Здесь же оставались последовавшие за армией на Кубань, семьи воинских чинов и беженцы. Наши части, при движении своем вперед, вынуждены были оглядываться назад. Получив сведения о сосредоточении красных по линии реки Бейсуг и опасаясь за свою базу, генерал Улагай заколебался. Генералы Казанович и Бабиев доказывали необходимость немедленного движения на Екатеринодар, где, по донесениям перебежчиков, красных войск почти не было, и царила полная паника, однако начальник отряда в течение 6-го и 7-го августа не мог принять определенного решения»

Это промедление оказалось роковым для десанта, позволив красным подтянуть резервы и создать численное преимущество. Командование Кавказского фронта красных сформировало две группы для удара с севера и с востока. Перебрасывались войска из Азербайджана, запасные и стоящие против повстанцев части большевиков. Председатель Совнаркома Владимир Ульянов (Ленин) называл разгром улагаевского десанта «делом общегосударственной важности».

Вскоре красные перешли в наступление и по всему фронту развернулись ожесточённые бои. 21 августа красные продвинулись в тыл врангелевцев и достигли станицы Роговская, где были атакованы и отброшены назад к станице Брыньковская конницей генерала Бабиева. Но уже на следующий день красные начали наступление против частей генералов Шифнер-Маркевича и Казановича, одновременно атаковав терцев, прикрывавших Ольгинскую. Терцы не выдержали и начали отступать. Когда и от генерала Шифнер-Маркевича было получено сообщение о начале отступления, а связь с генералом Бабиевым прервалась, генерал Улагай приказал отходить к станице Гривенской. В ночь на 23 августа он отправил барону Врангелю телеграмму:

«Ввиду обнаружения вновь прибывших свежих частей противника и подавляющей численности врага считаю положение серьёзным и прошу спешно выслать к поселку Ахтарскому суда, для обеспечения погрузки десанта».

24—30 августа советские войска после упорных боёв заняли станицу Степная, и группа генерала Улагая оказалась разрезанной на две части. Несмотря на ожесточённые контратаки, вернуть Степную белым не удалось. С целью лишить противника поддержки с моря корабли советской Азовской флотилии поставили мины на подступах к Ахтарскому лиману, а вечером 24 августа высадили у станицы Камышеватовской Морскую дивизию, которая, захватив Ахтари, создала угрозу тылу отряда Улагая. 

В ночь на 25 августа Врангель высадил третий десант на Тамани — около трех тысяч бойцов под командованием генерала Харламова с целью взять переправы через Кубань у Темрюка и ожидать осаживающих к западу частей генерала Улагая. Однако эту задачу третий десант не выполнил: взяв Таманскую и выбив красных с Таманского полуострова, дальше перешейков, однако, продвинуться не сумел. Врангель лично прибыл в станицу Таманская, чтобы контролировать ход операции, но, несмотря на это, десантный отряд был вскоре разгромлен. Сам Врангель так описывает свой визит на Тамань:

"Утром я проехал в станицу Таманскую, где присутствовал на молебне и говорил со станичным сбором. Станица была почти пуста. Немногие оставшиеся казаки были совершенно запуганы, не веря в наш успех и ожидая ежечасно возвращения красных".

К 28 августа сопротивление частей «Русской армии» было сломлено, и они начали отход. Прижатый к морю отряд Улагая, а также около 5 тысяч присоединившихся казаков и около 3 тысяч пленных красноармейцев 31 августа – 7 сентября были эвакуированы в Крым. 10 сентября Сергей Орджоникидзе доложил Владимиру Ленину о полной ликвидации десанта белых.

Единственным положительным результатом операции для белых можно считать значительное пополнение Русской Армии генерала барона Врангеля людьми и лошадьми. Как писал будущий атаман Кубанского казачьего войска Вячеслав Науменко:

«Мы ушли с Кубани 24 августа в 6 часов вечера, забрав всё, что можно. Оставили несколько сот повозок и до 100 лошадей, для которых не было места на судах. Потеряли мы около 3000 человек (700 убитыми, остальные раненые). Пришли с Кубани в составе больше, чем ушли. Людей было 14 000, стало 17 000. Лошадей было 4 тысячи, стало около 7. Пушек было 28, стало 36...».

Сам Врангель, критикуя действия своих подчиненных, не снимал ответственности и с самого себя за провал операции:

«Невольно сотни раз задавал я себе вопрос, не я ли виновник происшедшего. Всё ли было предусмотрено, верен ли был расчёт… Не приостановись генерал Улагай, двигайся он далее, не оглядываясь на базу, через два дня Екатеринодар бы пал и северная Кубань была бы очищена… Но вместе с тем, в происшедшем была значительная часть и моей вины…Я жестоко винил себя, не находя себе оправдания».

Однако на Кубани не забыли как о самом Улагаевском десанте, так и о тех, кто трагически погиб в круговерти гражданской войны. Четвертого августа на месте гибели офицеров 3-го гренадерского батальона Алексеевского полка прошло поминовение памяти жертв той трагедии.Как сообщается, мероприятие проводилось силами силами и средствами военно-исторических клубов  "Общество памяти Первого Кубанского ген. Корнилова похода",  "Корниловский конный полк" и "Московская сводная добровольческая бригада"

- К сожалению, из-за эпидемии коронавируса мы не смогли провести мероприятие в том объеме, как планировали, - рассказывает руководитель  "Корниловского конного полка", атаман Вольницкого хуторского казачьего общества, Олег Карпов, - Тем не менее, на могиле установлен памятник, прозвучал салют из ружей, священник провел молебен. В мероприятии участвовали представители местной администрации и казачества. 

По словам Олега Карпова, всего в тех местах находятся три могилы, причем одна из них все еще не известна. На другой могиле проходило мероприятие под эгидой самого клуба. На третьей же, 15 августа, - в годовщину самой трагедии, - аналогичное мероприятие планирует провести отделение Русского общевоинского союза (РОВС), организации белоэмигрантов, созданной еще Петром Врангелем.

В мероприятии принял участие и Владимир Громов, атаман Кубанского казачьего войска в 1990 - 2007 годах, произнесший на могиле проникновенную речь.

- Для меня участие в этом мероприятии имеет особую значимость, - рассказал Владимир Прокофьевич корреспонденту «НГК», - история Улагаевского десанта связана и с историей моего рода: именно тогда ушел в эмиграцию двоюродный брат моей бабушки, полный Георгиевский кавалер, подъесаул Михаил Губа. Весьма признателен Военно-историческому клубу за это мероприятие, было приятно смотреть на наших казаков в гренадерской форме. Сейчас это один из немногих памятников на Кубани участникам Гражданской войны именно со стороны белых. В своей речи я говорил, что, вспоминая о той войне, нам нужно уйти от противопоставления «наших и не наших». Нужно осознать, что это была братоубийственная бойня, каждая из сторон которой защищала свою правду. И мы должны отдавать дань памяти и красным и белым. В истории нашего народа есть героические страницы, а есть и трагические. Долгое время трагедии старались «пролистывать», уделяя основное внимание только страницам героическим. Но сейчас настала пора обратить внимание и на трагические страницы, извлекая соответствующие уроки. Я говорил о том, что те гренадеры, должно быть, порадовались тому, что и сто лет спустя о них нашлось кому вспомнить. А раз мы смогли их порадовать, значит и нам должно быть приятно. На той могиле произошло установление связи времен, людей и народов.

Грозным предостережением нынешним и будущим поколениям звучат слова Бориса Пылина, вновь переживавшего ту трагедию на страницах своих воспоминаний:

«Это проделали над русскими свои же русские и только потому, что они правду и добро понимали по-другому, чем те, кто надругался над ними. А казалось, еще недавно и те и другие вместе сражались на Германском фронте и в трудную минуту, рискуя жизнью, выручали друг друга. Кто разбудил в них зверя? Кто натравил этих людей друг на друга? Я не хочу сказать, что в этом виноваты были всегда только красные, а белые всегда были правы. Конечно, много жестокого делали и белые. Нет ничего ужаснее, кровопролитнее и беспощаднее гражданской войны. И не дай Бог, чтобы русскому народу пришлось еще раз пережить что-нибудь подобное...»