Страшно, аж жуть...

Приближается 31 октября, а значит, кубанские чиновники традиционно «обостряются» по поводу празднования «оккультно-сатанинского» Хэллоуина. Как и все предыдущие годы, администрация края превентивно разослала соответствующие циркуляры, «не рекомендующие» празднование «американской бесовщины». Отметилось и управление торговли Краснодара, отправившее «письма» в бары, рестораны и кафе с рекомендацией воздержаться от празднования Хэллоуина как «несвойственного историческим и культурным ценностям Кубани». В письме подчеркивается, что хоть празднование и не запрещено, но «не имеет культурных корней в многонациональной культуре Кубани, а также противоречит принципам нравственности, добра, справедливости и уважения национальных и религиозных традиций». От чиновников не отстает и РПЦ: настоятель храма Рождества Христова, протоиерей Александр Игнатов в своем комментарии РБК-Краснодар, заявил, что «керченский случай произошел, потому что мы допускаем наших детей до компьютеров и до чуждых нашему народу и нашей культуре праздников».

Коль уж зашел разговор об «исторических и культурных ценностях Кубани», посмотрим, как они совмещаются с разного рода «чертовщиной».

Начнем издалека – со времен античности и Боспорского царства, историческое наследие которого всё той же краевой администрацией позиционируется ныне как важный туристический бренд. Бренд так бренд: такое «обращение к корням» не менее исторично, чем ведение истории христианства на Кубани от Андрея Первозванного. Какие же «исторические и культурные традиции» мы увидим в те времена? Увы, но то, что протоиерей Игнатов именует «праздником мертвецов», по духу было совсем не чуждо боспорским традициям.

Боспорское царство, в силу сравнительной отдаленности от основных центров античной цивилизации и близости к варварской периферии, приобрело определенную специфику, отразившуюся и в духовной жизни государства. Известные российские историки – такие, как Юрий Виноградов и цитирующий его Игорь Шауб, автор книги «Миф, культ, ритуал в Северном Причерноморье», определяют эту специфику так:

«Значение боспорской культуры больше, можно сказать, символичней, …а лежащая на ней печать «мертвенности» чрезвычайно показательна. В самом общем плане можно полагать, что умы боспорян (наиболее мыслящей их части) были заняты несколько иными проблемами, чем умы просвещенных граждан Милета или Афин… их захватывали совсем другие миры и совсем другие сюжеты, связанные, прежде всего, с проблемами «жизни после смерти»… Об исключительном значении потустороннего мира для боспорян свидетельствует не только удивительное  богатство и разнообразие предметов погребального инвентаря, но и бросающееся в глаза великолепие боспорских склепов…»

Недавние раскопки Фанагорийской археологической экспедиции на Таманском полуострове подтвердили значимость этой темы для античной Кубани. В минувшем сезоне археологи раскопали храм хтонических божеств, в котором совершались жертвоприношения животных. «Хтонические» – то есть подземные, связанные с загробным миром, мертвецами и разнообразной нечистью. Подобные черты приобретали на Боспоре и традиционные олимпийские боги и герои.

Среди последних особенно выделялся Ахилл, культ которого был широко распространен в Северном Причерноморье. Ряд отечественных ученых считает, что изначально Ахилл являлся божеством, связанным с подземным миром, и, даже приобретя черты героя, он оставался тесно связанным со смертью. В детстве он носил имя Пиррисий (переводят как «ледяной»), но, когда огонь обжег ему губы, его назвали Ахилл («безгубый»). Оба имени легко ассоциируются с миром мертвых. Известны мифы и об Ахилле-людоеде или владельце коней-людоедов:

«Ахилл, живущий на своем священном острове, является купцу-мореходу и заказывает ему привезти из Трои девушку-рабыню, последнюю из рода Приама. Купец выполняет обещание, Ахилл богато награждает его и пирует с ним, однако «...не успели мореходы отплыть от острова, как до них донесся вопль девушки, которую Ахилл терзал и разрывал на части».

Согласно наиболее популярной версии, «остров Ахилла» – это современный Змеиный, находящийся в устье Дуная. Писательница Мария Галина в своей книге «Медведки», опираясь на работы ряда современных историков, интерпретирует этот факт так:

«Найденная на о. Левка бронзовая печать с изображением змея, извивающегося в середине храма, впервые описана Пятышевой… существует целый ряд убедительных аргументов в пользу того, что божество, обитающее на острове, является Ахиллом. Это изображение означает, что Ахилл принимал облик змея, и современное название острова – Змеиный (при том, что остров вовсе не изобилует змеями), – быть может, является отголоском древних верований. Перед нами протеически персонаж древнего мифа, то принимающий человеческий облик, то предстающий огромным морским чудовищем – змеем или, возможно, спрутом (вспомним имена-описания «безгубый и «холодный», относящиеся скорее к рептилиям или гигантским головоногим, чем к теплокровным). Это существо приводит в ужас одним своим видом («убивающий» и «чудовищный»)… оно способно уничтожать корабли, а то и прибрежные города, и ему необходимо приносить в жертву молодых женщин. Это существо всегда принимает ту форму, которую от него ждут или которой больше всего боятся.»

Вполне вероятно, что подобные представления бытовали и на античной Кубани. Уже поминавшийся тут Игорь Шауб, разбирая орнаменты из таманских могильников, пишет, что: «Распространение на Боспоре персонажей, связанных с Ахиллом, на предметах погребального инвентаря позволяет предполагать существование тут идей, связанных с древними представлениями об Ахилле как боге смерти».

Мария Галина связывает Ахилла и с еще более могущественным божеством, также почитаемом на Боспоре. Речь идет о Гекате, древнегреческой богине Луны, преисподней, являвшейся покровительницей ведьм, ядовитых растений и многих других колдовских атрибутов. Как пишется в изданном совместно Институтом Археологии РАН и фондом «Вольное дело» первом томе сборника «Фанагория. Результаты археологических исследований»,

«Почитание Гекаты отразилось в антропонимах Гекатоним и Гекатей. Если имя Гекатей пользовалось спросом у жителей различных полисов на протяжении всей античности, то на имени Гекатоним следует остановиться отдельно. Помимо Фанагории, имя Гекатоним встречено в Ольвии, Абдере, Аполлонии. Примечательно, что это имя встречено в атропонимии полисов классического и эллинистического периодов, бывших колониями ионийских городов Милета (Ольвия, Аполлония) и Теоса (Абдера, Фанагория). Имя Гекатоним маркирует время рождения носителей этого имени в ночь новолуния, когда в частных домах совершались ежемесячные жертвоприношения Гекате…»

Имя Гекатей носил и царь синдов – древнего народа, обитавшего на территории сегодняшней Анапы. О том, какие формы приобретало почитание Гекаты, можно судить хотя бы по этому обращению:

«Приди, адская, земная и небесная Bombo (Геката), богиня широких дорог, перекрестков, ты, которая ездит туда и сюда ночью с факелом в руке, враг дня. Друг и возлюбленная тьмы, ты, которая радуется, когда суки воют и льется теплая кровь, ты, которая бродишь среди призраков и могил, ты, которая удовлетворяешь жажду крови, ты, которая вызываешь страх в смертных душах детей, Горго, Мормо, Луна, в тысяче видов, брось свой милостивый взор на наше жертвоприношение».

С Гекатой связываются и самые известные колдуньи античности – Медея и Цирцея, представляемые жрицами, а то и дочерями трехликой богини. Обеих, кстати, тоже можно считать связанными с Кубанью: ведь изначально они жили в царстве Колхида, частично расположенном на территории современного Краснодарского края.

В гораздо более поздние времена колдуньи и ведьмы уже не достигали эпического величия античных героинь, но тем не менее оставались актуальными персонажами кубанского фольклора. Вот, к примеру, одна из историй, записанных в одной из кубанской станиц:

«Есть у меня соседка, тетя Дина. Вот она мне рассказывала про ведьму. Эта ведьма у них на улице жила. Все говорили, что она нечистыми делами занимается... Это было в пятьдесят четвертом году, когда Тимашевск станицей был, жила тетка с семьей возле вокзала. Однажды муж ее уехал в командировку, и она одна с ребенком осталась. И тут стала она замечать, что у нее на веранде молоко пропадает. Она его в кувшин наливала и оставляла там, на веранде, возле окна на столе. И так было долго, всё время, пока мужа дома не было. Тетка рассказала соседке, и та ей посоветовала, чтобы она не ставила больше молоко возле окна. Тетка так и сделала и на несколько дней молоко перестало пропадать. Потом муж ее приехал, и она уже не боялась. Как-то позабыла и опять молоко возле окна поставила. И вот сидят они, ужинают на веранде. И вдруг видят: в окне руки появляются, обычные человеческие, но только такие мохнатые, шерстью заросшие. Эти руки кувшин схватили, исчезли, только слышно было, как молоко в другую посуду переливается. И кувшин снова на месте появился, только пустой. Они, конечно все испугалась, остолбенели прийти в себя не могли, а когда очнулись, подбежали к окну, смотрят, а от окна какая-то фигура отходит: с виду коза – голова козлиная, рога, ноги козлиные, и только руки человеческие, ну, те что они в окне видели. Мохнатые. А на плече какая-то сумка, наверное, с молоком. Потом соседи говорили, что эта коза – та женщина-ведьма, которая у них на улице жила, и что такое и раньше случалось с другими».

Ну, а о том, что такие представления остаются актуальными и для современной Кубани, говорит хотя бы такое информационное сообщение семилетней давности:

Жители кубанской станицы пожаловались местным властям на ведьму

В станице Челбасской на Совете по профилактике рассматривалось дело местной ведьмы. В Совет по профилактике входят представители местной администрации и правоохранительных органов, а также медики и социальные работники. Как сообщает «Каневская ТВ», на очередном заседании Совета обсуждались жалобы соседок на Клавдию Г. Пять женщин обвинили пенсионерку в провокациях, конфликтах, оскорблениях, побоях и колдовстве.

«Подбрасывает в огород поминальные свечи, сыплет проклятиями, окропляет красной тряпкой, бормоча заклинания на болезнь и смерть... А в итоге – у одной старушки картошка не родит, у другой – нога отнялась», – уточняет телестудия ст. Каневской.

«Да вы приезжайте в новолуние, такое увидите!» – обратились соседки к членам Совета.

Ранее Клавдия Г. была осуждена за ложный донос, также на нее поступали жалобы на побои и оскорбления. «Но посадить ее нельзя, объясняют полицейские, потому что не удается довести дело до суда: соседи ее боятся и после очередной серии угроз колдовством отказываются давать делу ход», – отмечает издание.

В итоге представители Совета приняли решение разобраться в деле «ведьмы из Челбасской».

Бытовали у нас и представления о ведьмачьих сборищах, проще сказать, шабашах.

«Как-то две девушки в ночь на Ивана Купалу пошли в лес – искать цветок папоротника – и у увидели огонек на островке посреди Кубани. Они, решив, что растет папоротник, перебрались на островок и увидели костер, вокруг которого собрались странные люди: на самом высоком месте сидел старик с козьей головой, а вокруг него располагались женщины, одетые в лохмотья. Вся эта компания что-то шептала и подбрасывала в огонь коренья растений. Девушки испугались и осторожно, чтобы никто не заметил, переплыли Кубань обратно. С тех пор островок зовется ведьминым».

У адыгов существовала более четкая локализация сборищ колдунов и ведьм (уддов) – гора Собер-Баш, в современном Северском районе. Вот что писал об этой горе выдающийся советский этнограф Л.Я. Люлье в своей работе «Материалы для истории черкесского народа»:

«Между черкесами существует поверие, что удды весною, в известную ночь, собираются на вершине горы, называемой Себеркуасха, приезжая туда верхом на животных всякого рода, как домашних, так и диких. Гора этого имени (на картах Собер-оаш) находится в земле Шапсугов, в верховьях речки Убин, в одном из отрогов, отделяющихся от главного Кавказского хребта. Она замечательна по своей высоте, резко отличаясь от прочих возвышенностей, и видна издалека. Ночь проводят они в пиршестве и плясках, а перед рассветом, схватив мешки, в коих у них содержатся все блага земные, а у других – всё вредное человечеству, в том числе и болезни, разлетаются по домам своим. Те из уддов, которым мешка не досталось, гонятся за другими, стараясь отнять у них оные. Таким образом, все болезни, коими страдает человечество весною, приписывается уддам».

В адыгских легендах поминается и свой аналог Бабы-Яги – Нагучица, старуха с железными зубами и огромными, перекинутыми через плечо, грудями. Нагучица обладает чародейской силой и гипнотическим даром, она может предсказать судьбу, но может и попытаться съесть человека.

Не только ведьмы, но и колдуны в те времена озоровали на территории современной Адыгеи. В 1901 году корреспондент газеты «Кубанские областные ведомости» Г. Маликов сообщал, что на хуторе Каменномостском Майкопского отдела появился маг, имевший при себе двух гадюк. Хозяин кормил их хлебными крошками и после остатки пищи доедал. Это стало поводом к заключению, что маг – «шайтан». Чародей занимался раскопками древних курганов. Если раскопки обещали быть успешными, псалтырь и ножницы при прочтении псалма обращались сами собой на восток. По словам хуторян, труды мага не оказались напрасными. Ему удалось выкопать золото. Никто не решился помешать «археологу», так как тот заранее предупредил, что напустит змей полную хату или выморит скот.

Вообще в казачьем фольклоре черкесская тема вполне себе совмещалась с рассказами о сверхъестественном. Еще до революции ходили мрачные слухи о «могиле Пужайко», расположенной на дороге от станицы Старотитаровской до Тамани. Никто не знал, кто и когда был похоронен здесь, однако слухи ходили самые неприятные: возле могилы якобы видели человеческие кости, черепа и тому подобные вещи. Место было глухое, со всех сторон могилу окружали густые заросли травы, чуть ли не в человеческий рост. Ну, соответственно, и возникла страшненькая легенда: дескать, лежит в могиле убитый черкес, что при жизни страшно ненавидел казаков и после смерти старался сделать им зло: выходил по ночам из могилы в страшных лохмотьях, дико сверкал своими черными очами, смотрел, по сторонам, ища людей. Завидев их, он бросался с диким воем и раздирал на части либо уносил с собой в могилу.

Еще более причудливые предания сообщал кубанский историк, статистик, политический и общественный деятель Федор Щербина. В первом томе своей «Истории Кубанского казачьего войска» он писал, что «другие герои мифологии древнекубанского региона – «песиголовцы» – люди-получудовища, с одним большим, как у вола, песьим глазом во лбу. Казаки никогда не видели «песиголовцев», не имели никаких сношений с ними. Посредниками у «песиголовцев» были черкесы. «Песиголовцы» были людоедами, и черкесы якобы поставляли им русских пленников. Как только пленник попадал от черкесов к «песиголовцам», они сажали его в глубокую яму и кормили здесь медом и жареными орехами. Пища эта будто бы способствовала отложению жира в теле, пленники толстели, и «песиголовцы» имели обыкновение нарезать у них для пробы кончики пальцев. Если на порезе показывалась кровь, «песиголовцы» съедали пленника...»

От историй о песиголовцах недалеко и до оборотней, и эти существа вполне присутствуют в кубанском фольклоре рядом с ведьмами и мертвецами, о чем говорит быличка, записанная в 1997 году в станице Махошевской:

«Лет 25 назад был у нас в станице такой случай: поймали оборотня. Сначала по всей станице стали куры пропадать и молоко у коров. Либо совсем пропадает, либо скисает. А всем известно, что, если молоко скисает, то это значит: нечистая сила где-то рядом. Ходили к бабке одной, она у нас порчу снимает, так она сказала, что это оборотень. Да и многие в то время по ночам вой жуткий слышали. А как его поймаешь? И страшно и кого именно ловить не знаешь. У Власовых, что у колодца живут, его собака покусала, так кровь даже свежая, какая-то черная была. А Полька-дурочка, т.е. сумасшедшая девушка, часто говорила, что видела, кто это и, что он к ней приходит, да только, кто ж ей поверит. Ей лишь бы о чем говорить, только бы слушали. Они все, дурачки, такие.

Но бабка, та, что колдует, сказала, что это правда. И когда мужики собрались, взяли ружье и пошли к дому Полины – выслеживать оборотня. И он взаправду прибежал, и прыг в окно. Ждали, пока выскочит, чтоб на улице убить, не в хате же. А когда он выскочил, все и увидели, что это шакал. Только он от них к реке сбежал, там-то на берегу его и убили. Пока люди сбежались, он мужиком стал. И все его узнали, т.к. это был Петрович – местный, одинокий мужик. Пил много. Жена у него давно умерла, а детей у них не было. Был он хорошим плотником, гробы и стулья хорошие делал. Мог и красивую мебель сделать, но это когда не пил, так что очень редко. Так вот, когда шакал в оборотня превратился, т.е. в человека, то на руках у него шерсть была, как у волка. Батюшка наш местный запретил его на кладбище хоронить, так и похоронили его за оградкой. Говорят, в полнолуние туда шакалиха приходит и воет, но я не слышала».

Встречались в кубанских быличках и домовые, весьма почитающиеся станичниками: домового на Кубани называли «хозяином», что характеризует его отношение к живущей в доме семье и хозяйству: он – старший в доме, охранитель, невидимый «хозяин». Нередко он связывался и с миром мертвых: для восточнославянских представлений характерно соотношение домового с «умершим членом семьи, предком рода; умершим членом семьи, который за грехи назначен Богом в услужение живым домочадцам, умершим без покаяния мужчиной». В некоторых текстах сказано, что он может принимать образ умершего мужа и, как и другие персонажи низшей мифологии, например, змей или черт, посещать вдову при нарушении запрета на долгое оплакивание: «У адной вдаве муж пагиб. И вот гаварит: пагиб муж, а ана мужа плакала, и стал к ней хадить домавой…» Считалось, что домовой обитает в каждом доме и является покровителем семьи, заботится о доме, скоте и обо всем хозяйстве. По словам дореволюционного автора Ф.В. Арканникова, если домовой любит своего хозяина, то заботится о его доме, скоте, хозяйстве, и у такого хозяина ничего не пропадет. Если же домовой кого-либо не полюбит, то такого хозяина «разорит в конец». Поэтому богатый хозяин, ужиная, всегда оставляет на своем столе что-либо для домового. Специально для домового готовили угощение – кашу, которую не солили и при приготовлении не пробовали. «Говорят не куштувать, не солыть и мовчке поставыть на стол. Ни солят, не куштують. Это як сказать – нечистому».

Посещают наш край и русалки: в быличке о Фомке-неудачнике, пошедшем топиться в Кубань, русалки не только отговорили его, но и устроили ему впоследствии нормальную жизнь. Надо полагать, со временем, водные жительницы посуровели, о чем говорит хотя бы такое недавнее сообщение, из соседнего региона:

«В Ставропольском крае пьяный рыбак нырнул в воду за русалками и утонул

Двое местных жителей 21 сентября поехали к Сухопадненскому водохранилищу, чтобы порыбачить на берегу. После того, как мужчины выпили, 44-летний рыбак сказал другу, что видит в воде русалок и хочет с ними познакомиться. Он нырнул в воду и не выплыл. Второй рыбак зашел в воду и стал искать товарища, но не нашел его. После этого мужчина обратился за помощью… Только утром 25 сентября утонувшего рыбака нашел его брат возле берега».

При всей трагичности этой новости очевидно, что иные поверья отмирают не так быстро, как некоторые считают. Да и поверья ли это?

Ну, и в завершение нельзя не упомянуть и такую кубанскую быличку:

«Хрол зашел у сени и слышит, шо у кухоньки хто-то шарит. Подкралси и видит… У перед его стоит сатана. Мужик от страха аж обомлел… Говорит нечистому: «Сгинь, нечиста сила!» Сатана оборотился у колдуна, дунул на мужика, и тот исчез. Больше его нихто не видал».

Очень символичная история, которую не грех было бы примерить на себя и иным из наших борцов с «чуждыми традициями». Вовсе не чужды эти самые традиции Кубани, а очень даже наоборот: с древнейших времен и почти до наших дней народное сознание упоенно населяло эти края ведьмами, чертями, русалками и Бог ведает кем еще. Вся эта «сатанинская бесовщина», которой пугают друг друга американские детишки, прекрасно была известна и у нас. Единственный минус, который можно отнести к американскому празднеству, что нечисть там «ненашенская». Но положа руку на сердце спросим себя: так уж и отличаются заокеанские ведьмы и вампиры от аналогичных персонажей казачьего фольклора? И никто ведь не мешает наполнить иноземщину собственным смыслом, весьма созвучным с американским Хэллоуином – если не по букве, так по духу. В конце концов, многие праздники у нас имеют чужеземные истоки, но что-то не слышно воплей о «чуждости кубанским традициям» того же Первомая или Восьмого марта. Да и многие церковные праздники впервые начали отмечаться совсем не в России. Не говоря уже о том, что здесь они, как и на Западе, переплелись с языческими традициями. И обычаи – наряжаться в страшные маски и одежды, ходить по домам и выпрашивать угощенье – имеют схожую природу: что на американском Хэллоуине, что на наши Святки.

Вовсе не «исторические и культурные ценности Кубани» защищают нынешние борцуны, сменившие «научный атеизм» на «православные традиции», но мыслящие по-прежнему штампами советского агитпропа.  Нетрудно представить, как возрастет интерес к кубанской истории и культуре у молодежи, если совместить «кубанские традиции» с праздником, не теряющим своей популярности, несмотря на все запреты. Однако это слишком сложно для наших запретителей – куда проще пафосно надувать щеки и бомбить всех «рекомендательными» предписаниями. И не думают эти товарищи, порой даже не кубанских корней, о том, что рано или поздно исконно кубанская традиция еще проявит себя – да так, что праздник этот заморский покажется нам детской шалостью.

Денис ШУЛЬГАТЫЙ

(При написании статьи использовались материалы сборников «Народная проза Кубани» и «Былички и бывальщины Воронежского края», работы В.И. Чурсиной, В.И. Ляха и Н.Н. Погорелова, а также сообщения региональных СМИ).