Последняя пядь

Очередная памятная для Кубани и России дата отмечается в эти дни. В конце марта исполняется сто лет «Новороссийской катастрофе» - эвакуации Вооружённых сил Юга России из Новороссийска.

Этот год стал воистину «черным» для белых: уже к 11 марта 1920 года передовая проходила всего в 40-50 километрах от Новороссийска. 10 марта «красно-зеленые» подняли восстание в Анапе и станице Гостагаевской, отрезав белым путь на Тамань. Попытки белых отбить эти населенные пункты успеха не имели, после чего Добровольческий корпус, два донских и присоединившаяся к ним кубанская дивизия,  сосредоточились в районе станции Крымской, направляясь на Новороссийск, с единственной целью — попасть на корабли. Однако пароходов не хватало: часть из них запаздывала из-за штормовой погоды, часть не сумела вовремя прийти на помощь из-за карантина, установленного в иностранных портах, вызванного страшной эпидемией тифа. Вот как писал главнокомандующий Вооруженных сил юга России генерал Антон Деникин в своих «Очерках русской смуты»: «В городе царил тиф, косила смерть…» Командование распорядилось о первоочередной погрузке раненых и больных военнослужащих, но на деле перевезти лазареты не представлялось возможным, так как не было транспорта. Прибывшие 11 марта в Новороссийск из Константинополя главнокомандующий английскими войсками в регионе генерал Джордж Милн и командующий Средиземноморским флотом адмирал Сеймур сказали Деникину, что англичане смогут вывезти только 5000-6000 человек.

Деникин так описывал ситуацию в городе на тот момент:

«Новороссийск тех дней, в значительной мере уже разгруженный от беженского элемента, представлял из себя военный лагерь и тыловой вертеп. Улицы его буквально запружены были молодыми и здоровыми воинами-дезертирами. Они бесчинствовали, устраивали митинги, напоминавшие первые месяцы революции, с таким же элементарным пониманием событий, с такой же демагогией и истерией».

17 числа пал Екатеринодар, а 22 марта Красная армия заняла станцию Абинскую и двинулась в сторону Новороссийска. Дороги были забиты брошенными в непролазной грязи подводами, автомобилями и военной техникой. Пригодной для передвижения осталась только железная дорога — по ней и прошел штабной поезд Деникина в сопровождении бронепоездов. Вдоль этой же дороги двигались части Будённого, оставив позади тяжёлое вооружение и артиллерию. 25 марта 1920 года части Красной армии с помощью партизан оттеснили добровольцев через перевал вышли к пригородной станции Гайдук. В Новороссийске тем временем жгли склады, цистерны с нефтью и взрывали снаряды. Сама эвакуация велась под прикрытием второго батальона Королевских шотландских стрелков и эскадры союзников под командованием адмирала Сеймура, которая обстреливала горы, не давая красным приблизиться к городу.

«Отношения англичан по-прежнему были двойственны, - писал Деникин. - В то время, как дипломатическая миссия генерала Киза изобретала новые формы управления для Юга, начальник военной миссии генерал Хольмэн вкладывал все свои силы и душу в дело помощи нам…Он отождествлял наши интересы со своими, горячо принимал к сердцу наши беды и работал, не теряя надежд и энергии до последнего дня, представляя резкий контраст со многими русскими деятелями, потерявшими уже сердце».

Генерал Холман и русские офицеры

Однако, несмотря на сочувствие к белому делу отдельных представителей британского командования, официальный Лондон, убедившись в провале «белого дела», взял курс на свертывание своей поддержки Добровольческого движения. Фактически после Новороссийской эвакуации британское участие в Гражданской войне в России было завершено.

Сам Деникин описывает последние дни белых в Новороссийске в крайне трагических эпитетах:

«На берегу у пристаней толпился народ. Люди сидели на своих пожитках, разбивали банки с консервами, разогревали их, грелись сами у разведенных тут же костров. Это бросившие оружие — те, которые не искали уже выхода. У большинства спокойное, тупое равнодушие — от всего пережитого, от утомления, от духовной прострации. Временами слышались из толпы крики отдельных людей, просивших взять их на борт. Кто они, как их выручить из сжимающей их толпы?..»

Однако в среде эмиграции, особенно казачьей, было распространено мнение, что и сам Антон Деникин во многом виноват в Новороссийской катастрофе. Так, в изданном в 1968 году в Калифорнии, «Казачьем словаре-справочнике», говорится, что: «Деникин прибыл в Новороссийск со своим штабом раньше всех, но не создал там стройного плана защиты города, не подготовил достаточно транспортных судов, для перевозки в Крым всех войск. Одновременно с этим Добровольческий корпус (остатки Добрармии), во главе со своим командиром генералом Кутеповым, отказался повиноваться приказам главнокомандующего, поспешил ретироваться к порту и завладел там почти всеми судами. При этом добровольцы проявили обычную стойкость и действовали безусловно энергичнее дисциплинированных Казаков, привыкших к справедливому порядку и не спешивших к пристаням. В результате этого только немногие из них попали в Крым… Следует добавить, что сам генерал Деникин своевременно погрузился со штабом на английский миноносец и благополучно отбыл в Крым, мало беспокоясь о судьбе тех самых Казаков, от которых он два года требовал послушания и выполнения не всегда мудрых приказов и мероприятий. К Новороссийску отступало до 40 тысяч строевых Казаков, с добровольцами - 50 тысяч. Этой армии, вооруженной артиллерией, бронепоездами и средствами стрелковой обороны вполне хватило бы для долговременной защиты небольшого, окруженного горами Новороссийского плацдарма. Нужно было только толковое руководство. А его, как раз, и не было».

В распоряжении отечественных и зарубежных историков накоплено достаточно свидетельств очевидцев, чтобы взглянуть на картину с разных точек зрения – при том, что в целом, научных исследований по данной теме немного.

- Долгое время эта тема подавалась в отечественной историографии весьма однобоко,- говорит заслуженный работник культуры Кубани, историк Наталья Корсакова, - какие-то отличные от «линии партии» точки зрения, мягко говоря, не приветствовались. Поэтому данный вопрос еще малоизучен. Исключением можно назвать разве что работы Павла Стрелянова-Калабухова, выпустившего серию книг по истории казачества. Считаю, что эта тема заслуживает более подробного изучения.

Благодаря Наталье Корсаковой мы смогли ознакомиться с воспоминаниями атамана Кубанского казачьего войска Вячеслава Науменко, написанными им под псевдонимом «Мельниковский». В его очерках «Из недавнего прошлого Кубани» Новороссийская катастрофа описывается так:

«Новороссийская группа, под давлением противника, оставила город Новороссийск. Большая часть войск были вывезены безлошадными в Крым. В городе остались части войск, не смогшие погрузиться на корабли и почти все склады. Несколько Донских дивизий, черкесы и батальоны Дроздовцев направились по набережной дороге на Геленджик, где должны были грузиться на суда для эвакуации в Крым, но войска эти были встречены на полупути красными и, после короткого боя у села Кабардинка большей частью захвачена противником, частью ушли в горы и лишь несколько десятков попали на французские миноносцы.»

Еще одни воспоминания о тех событиях оставил поручик Белой армии, конный артиллерист Сергей Мамонтов, написавший в эмиграции мемуары под названием «Походы и кони»:

«Новороссийск... При одном имени содрогаюсь. Громадная бухта, цементный завод, горы без всякой растительности и сильный ветер норд-ост. Все серо — цвета цемента. В этом порту Черного моря закончилось наше отступление от Орла через весь юг Европейской России. Уже давно было известно, что наши войска могут эвакуироваться только из этого порта на Кавказе, чтобы переехать в Крым, который еще держался. Остальная Россия была для нас потеряна. Это знали... и все же необъятные ангары были набиты невывезенным добром. Ничего для эвакуации не было приготовлено. Дюжина пароходов, уже до отказа набитых частным имуществом, тыловыми учреждениями и беженцами. Лазареты же переполнены ранеными и больными, без всякой надежды на выезд. Измена? Нет, не думаю. Генерал Деникин был хорошим генералом, но, видимо, из рук вон плохим организатором. С эвакуацией он не справился. На бумажных рапортах, вероятно, все обстояло прекрасно. Обессиленная, усталая и морально подорванная армия дотащилась с таким трудом до Новороссийска, чтобы увидеть переполненные пароходы и забитые народом пристани. Сколько нас пришло? Никто точно не знал. Может быть, и сто тысяч, а может, и двадцать. Русские части лучше сохранились, чем казаки. Большинство казаков потеряли свои части, дисциплину и боеспособность. Потому нашу дивизию расположили фронтом на возвышенностях вокруг города...Вначале у нас была уверенность в организации эвакуации. Потом появились сомнения и вскоре убеждение, что никто эвакуацией не руководит. За эти несколько дней, что мы были в Новороссийске, пароходы могли бы легко сделать два рейса и, выгрузив беженцев в Керчи, вернуться за нами. Нет, они все стояли почему-то неподвижно, перегруженные народом».

Мамонтову все же удалось пробиться на один из последних пароходов. Многим добровольцам, а особенно казакам, повезло куда меньше. Как пишет «Казачий словарь-справочник»: «Склока на добровольческих верхах среди людей, веривших в свое призвание руководить большим делом «спасения России», так же как позорное соблюдение частных выгод Добровольческого корпуса, в ущерб интересам казачьим, в ущерб интересам дальнейшей борьбы, предали в руки большевиков десятки тысяч Казаков и Калмыков. Всем им пришлось пережить жуткие дни пленения. Кое-кого расстреляли, кое-кого замучили в застенках Чека, многих посадили за проволоку умирать на голодном пайке, а самых счастливых тут же мобилизовали, поставили в свои ряды и отправили на Польский фронт «оборонять Родину»...»

Многим, впрочем, повезло еще меньше: так прикрывавший эвакуацию Добровольческого корпуса 3-й калмыцкий донской полк, состоявший из сальских казаков-калмыков, был оставлен на берегу и вместе со своими семьями, следовавшими в обозе полка, попал в плен к красным. Пленных калмыков «пропустили» сквозь строй, рубя шашками каждого второго. Многие из оставшихся в Новороссийске офицеров Вооружённых сил Юга России покончили с собой, не желая попасть в плен, а многие из тех, кто всё же попал в плен — были казнены.

С падением Новороссийска сопротивление не закончилось: в своих воспоминаниях Вячеслав Науменко рассказывает о совещании в Туапсе, незадолго до этого отбитом у красных. В совещании приняли участие атаман Кубанского казачьего войска Николай Букретов, председатель Кубанского Правительства Василий Иванис, генералы Андрей Шкуро, Сергей Улагай, Сулнат Келеч-Гирей, другие военные и политические деятели Кубани. Здесь было принято решение о расширении черноморского плацдарма до Сочи включительно, а в случае развития неблагоприятной обстановки – об уходе в Грузию. Возможность каких-либо переговоров с большевиками категорически исключалась. Удержаться в Черномории не удалось: не столько из-за военных действий, сколько из-за голода и болезней. Несколько тысяч казаков на свой страх и риск сумел вывезти генерал Андрей Шкуро, некоторые ушли в горы или перешли грузинскую границу, однако 34 тысячи из 57-тысячной кубанской армии были вынуждены сдаться большевикам. Их вскоре переправили в Екатеринодар, после чего стариков распустили по домам, остальных же, по словам Науменко, «послали в армию, частью в рабочие дружины, в рудники, в ссылку и в тюрьмы». Однако борьба не окончилась: по пути из Сочи и за время пребывания в Екатеринодарском лагере многим офицерам и казакам удалось бежать. Из них образовались кадры бело-зеленого движения: пополнившись из станиц, они развернулись в повстанческую армию генерала Михаила Фостикова, которая дралась с большевиками летом-осенью 1920 года.

- Новороссийская катастрофа, как и вся Гражданская война это трагедия нашего народа, - считает Наталья Корсакова. - Знать об этом нужно как можно больше – хотя бы потому, чтобы ничего подобного никогда больше не повторялось.