Продолжаем публикацию рукописи одного из осужденных по делу цапков — Вячеслава Рябцева, которую он передал редакции «Новой газеты».
3801
Продолжаем публикацию рукописи одного из осужденных по делу цапков — Вячеслава Рябцева, которую он передал редакции "Новой газеты".
Часть 1 по ссылке http://ngkub.ru/news/dsabvn
Часть 2 по ссылкеhttp://ngkub.ru/news/sfdlkgjbv
В первых сериях:
— "После расстрела они вернулись в трусах" — как расправились с семьей фермера Аметова и его гостями.
— Путешествие в мир признаний — воспоминания о владикавказском ИВС.
— "У пацанов рука набита, а с моими связями бояться ментов глупо" — убийство Николая Цапка и планы мести.
— "Следаки сходили с ума от счастья" — особенности сделки со следствием по резонансному преступлению.
"Скажем, что повесились, совесть замучила"
Ноябрь 2010.Ночью опять меня разбудил постовой:
— Одевайся.
Да что ж такое? Я оделся. Меня ведут в следственную комнату, зашел в кабинет и потерял дар речи. За столом сидел Бородин (по словам Рябцева, следователь. — Прим. ред.), со стула ко мне навстречу поднялся Андрей Быков (друг Рябцева, член банды Цапков. — Прим. ред.). Конечно, я был рад его видеть, к горлу подкатил ком. Мы по-братски обнялись. Вид, наверное, у меня был сконфуженный.
— Рад тебя видеть, братан, — сказал Андрей.
— И я рад тебя видеть.
— Расслабься, главное, что мы еще живы. Ты знаешь, что Иванова и Карпенко (члены банды Цапков, погибшие в СИЗО на стадии следствия. — Прим. ред.) уже нет в живых?
— Нет, — поразился я и посмотрел на Бородина, тот кивнул. Я сразу вспомнил, как он мне сказал: "Слава, скажем, что повесились, совесть замучила". Я спросил у Андрея, как это произошло.
— Не знаю, братан, повесились, говорят, — он тоже посмотрел на Бородина.
— Ладно, садись, выпьем.
На столе стояла водка и закуска. Я не мог понять, что все это значит, зачем Бородин нас свел? Просто так? Вряд ли. <…> Мы выпили, закурили. Ни я, ни Андрей на воле не курили, сейчас с удивлением смотрели друг на друга. <…> Андрей улыбнулся.
— Как здоровье, Слава? Тоже досталось?
— Да, братан, весело было.
Поговорили о наших семьях, у него двое сыновей, у меня трое. <…> выпили еще.
— Слава, — начал Бородин, — вот ты говорил мне, что если бы не участвовал в покушении на Кадяна, то тебя убили бы. Я специально вас свел с Андреем, чтобы уточнить эту деталь. <…> Это правда?
— Да, правда, — ответил я, глядя на Андрея.
— Андрей, а ты что скажешь? — спросил у него Бородин.
Быков прикурил сигарету, глубоко затянулся, он не спешил с ответом. По лицу видно, что в нем идет борьба. <…> Я понимал, что он будет максимально выгораживать Цапка своими показаниями. <…> Пауза затянулась. Он выдохнул дым <…> и начал:
— Слава, и ты, и я заключили досудебное оглашение. Бородин говорит, что мы с тобой получим небольшой срок. Ты же понимаешь, что я, как и ты, подписывал показания, не глядя. Сергею досудебное не дадут, он может получить пожизненное. Давай не будем ворошить <…> эту тему. Я тебя по-братски уважаю, но и Серегу тоже. Поэтому, не обижайся на меня, я отвечу просто "не помню".
Бородин расплылся в улыбке.
— Хорошо, я тебя понял, Андрей, тогда я задам вопрос по-другому, — сказал я. — Был ли у меня выбор? Мог ли я отказаться от участия в покушении и убийстве Кадяна? Мог ли я повлиять как-то на ситуацию?
— Нет, — ответил Андрей, — выбора у тебя не было, давай лучше выпьем.
Дальше мы немного поговорили: он сидел в ИВС этажом ниже. <…> Он рассказал, как его пытали, примерно все так же, как и у меня, только ему еще и в Краснодаре досталось. Бородин позвал постового, Андрея увели первым.
— Ты теперь понял позицию Быкова? Цапок тоже на себя наговаривать не будет, поэтому смирись и перестань бороться с ветряными мельницам, нестыковки в показаниях нам не нужны.
— Вы же слышали, что он сказал, что выбора у меня не было?
— Ну, слышал, ну и что? Важно то, что у него в показаниях написано, а не то, что он сказал. <…>
На следующий день пришли какие-то два следователя брать с меня показания по факту покушения на Строкуна. Конечно, версия показаний у них уже имелась. Я ознакомился с протоколом моего допроса. Читаю, что я в 2008 году из тайника, который находился у меня на работе, достал оружие, которое на хранение мне передал Цапок, — три пистолета. Привез его к себе домой в Кущевку, по приказу Цапка, где Цапок и остальные переоделись в форму охранников и взяли оружие у меня, после чего мы обсудили план захвата Строкуна. <…> Я повез всех и высадил на окраине станицы, возле поля подсолнечника, затем поехал на место, указанное мне Цапком. Ждать, когда мне отдадут машину. Быков тоже со мной. После недолгого ожидания подъехала машина Строкуна. Из нее вышел Цапок и сказал нам с Быковым следовать за ним. <…> По пути из машины Строкун сбежал, выпал чудом из багажника своего же авто. Мы все кинулись на поиски Строкуна, не нашли. Затем собрались вместе у Цапка дома, где мне стало известно, что Цапок хотел убить Строкуна и сжечь в заранее приготовленной яме. Мне передали ружье "Сайга", я полагаю, принадлежащее Строкуну, чтобы я спрятал его в схроне вместе с пистолетами.
Интересно очень. Все это, конечно, хорошо написано, если бы не одно "но". По версии следствия и ранее подписанным мной показаниям, Цапок передал мне перечисленное оружие только весной 2010 года, где уже находилось ружье "Сайга", что является правдой, и я этого не отрицаю. Тогда как я мог что-то достать из схрона в 2008 году, если в моих же показаниях, аккуратно составленных заботливыми следователями, схрон у меня появился только в 2010 году? <…> Но, похоже, следователей такие противоречия не смущают — и так сойдет, Слава и так подпишет. Конечно, подписываю, раз им пофиг — мне тем более. <…> Одним больше эпизодом, одним меньше, какая разница. Лишь бы не возили в Диснейленд к парням веселым (так Рябцев называет ИВС во Владикавказе. — Прим. ред.). <…> Все-таки правильно, что я два месяца скрывался от следствия, — избежал многих вопросов. Вот, например, Быков при нашей встрече, не стесняясь Бородина, рассказывал, как его долго убеждали друзья наши общие с акцентом, что это он убил главу администрации. А он говорит — не я и все.
— Ну, как не ты? Конечно, ты! <…> Докажи, что не ты.
— Так я ж тогда под следствием был в СИЗО за хулиганство, в камере.
— Вот, блин, зараза, доказал.
Короче, следствие ведут колобки. <…>
"Пацаны, что же вы делаете?"
2006 год. Спустя год после покушения на Кадяна. Звонит телефон, по мелодии — это Цапок. Мне сразу нехорошо только от этого звонка.
— Подъедь к Быкову к 21.00. Оденься по-спортивному, понял? <…>
Прямо дежавю какое-то — что-то будет: Сергей опять часто за Кадяна напоминал. <…> Тем более сейчас, целый год я работаю водителем-телохранителем у Цапка. Насмотрелся достаточно. Он решает любые вопросы, на любом уровне. Начальника РУБОП хотели выгнать с работы, так Сергей решил его проблему одним телефонным звонком. <…> И теперь зову его только Сергей Викторович. Нравится ему очень. Приходится подстраиваться. Зашел к Быкову в дом. <…>
— Вот, возьми, — Цапок протянул мне обрез двустволки. — В стволе два патрона, на еще, — он протянул мне два патрона. — Мы вместе едем на Кадяна, я буду за рулем, высажу вас и буду ждать. Ты с Андреем залезешь во двор к нему и будете ждать, когда тот вернется домой. Как зайдет во двор, Слава, вали его, я хочу, чтобы это сделал ты. Выстрели два раза, перезаряди ружье и выстрели еще два раза. Осечек быть не должно. На тот случай, если ты, Слава, начнешь включать свои мозги и что-то выдумывать, с тобой пойдет Андрей. На, держи, — он протянул Андрею пистолет. — Ты меня хорошо понял, Слава?
— Да, я все понял, Сергей, — конечно, блин, понял <…>: буду выделываться — Быков меня завалит. <…> Лицо Андрея было непроницаемым. Как меня раздражает его щенячья преданность Цапку. Вроде бы мы с ним в хороших отношениях, даже жизнь мне спас тогда, в 2004 году, но по прямому приказу Цапка завалит меня, не колеблясь. Что за человек?
— Кадян живет с бабкой, если вдруг она выйдет, вали и ее, — продолжил Сергей.
Что было дальше, помню, как во сне, отрывками какими-то. Как доехали, не припоминаю. Потом я сижу во дворе дома Кадяна, темно <…> Сзади пристроился Андрей, не знаю, специально или просто так. Мы молчим, говорить нельзя, собака начнет лаять, да и о чем говорить? Я пребывал в полушоковом состоянии. Что я тут делаю? Я судорожно искал выход. В горле пересохло. Не убью его я, меня убьет Андрей. Кадяна все равно убьют, сейчас или потом. Но тут же понимаю, что я ищу себе оправдание. Получается, я свою жизнь ценю дороже. Но сознание ищет выход и кричит, что моя смерть не спасет его. Хорошо, если меня завалят сразу, а если дадут посмотреть, что будет с моей семьей? Кадян вроде не женат, и детей у него нет. <…> Почему я оказался перед таким выбором? Кто я такой, чтобы лишать его жизни? Ход моих мыслей прервал звук остановившейся возле дома машины, открылась калитка, сзади меня подтолкнул Андрей: "Пошли".
Я поднялся, увидел его и быстро подошел к нему, но я уже знал, что убивать его не буду. План созрел в одно мгновение. Я поднял обрез и выстрелил в упор, но левее его правого плеча, мимо. Расчет мой был прост. Я надеялся, что он повернется и побежит. Андрей позади, я ему мешаю, и он не успеет ничего сделать. Но Кадян замер и не шевелился. Я мысленно орал ему: "Беги", но он стоял как вкопанный. Не стрелять я не мог, чтобы Андрей не прикончил нас обоих. Я снова выстрелил, на этот раз ему в предплечье, в надежде, что инстинкт самосохранения выведет его из ступора. Но он продолжал стоять и вдруг сказал:
— Пацаны, что же вы делаете?
Все, его слова меня морально убили. Я опустил обрез. Я помнил инструкцию Цапка и помнил, что должен был сейчас перезарядить и стрелять снова. Мне стало все равно.
— Заряжай, — услышал я Андрея. Я закрыл глаза и ждал. Услышал выстрел. <…> Кадян лежал на земле. Андрей уже открывал калитку: "Уходим, уходим, чё стоишь?"
<…> Когда ехали втроем в машине, я не слышал, о чем разговаривали Цапок с Быковым. Я думал о том, что произошло, что я натворил. <…>
— Ты чё завис, братан, — обратился ко мне Цапок. — Все нормально, Андрей говорит, ты молодец, хорошо держался. <…> А чё перезаряжать-то не стал?
За меня ответил Андрей:
— Серега, да долго бы это было, вдруг побежал бы Кадян, я решил не тянуть. — Андрей меня выгораживал, ничего не сказал Цапку.
— Ствол жалко запалили, ну да ладно, куплю новый. — Голос у Цапка был счастливый. — С крещением тебя, братан, — и толкнул меня в плечо.
"Бизнес Цапка развивался успешно — он стал депутатом"
Конец 2006 года.Мне не нравится работать водителем Цапка. Конечно, дорогие рестораны, хорошая машина, девочки и все такое. Казалось бы, чего тебе еще надо? Мне не нравится роль халдея. У Цапка уже царские замашки, надо постоянно льстить ему и прислуживать. <…> Да и разговоры нехорошие он ведет, мне кажется, он думает, что я горю желанием быть штатным киллером. А меня такая перспектива, мягко говоря, не вставляет. Денег у Цапка, в отличие от остальных, я не прошу. Поэтому на досуге открываю частное охранное агентство, чтобы иметь собственный доход. Поставил директора, хороший, ответственный мужик, как положено, бывший мент. Работали чисто, с клиентами проблем не было. Все-таки авторитет я имел, и коммерсанты большинство знали меня лично и с хорошей стороны. ЧОП мой начал приносить прибыль. Цапку это страшно не понравилось. Его бизнес тоже развивался успешно, даже очень. Он становится депутатом. По счастливой случайности Цапок покупает колхоз в ст. Ленинградской. <…> А там живет у меня вторая жена с ребенком. И как раз Цапок ломает голову, кому же доверить руль этого колхоза.
— Сергей, — говорю я ему, — я хочу работать в Ленинградской, а то я сильно редко вижу семью. <…>
— А что, ты, пожалуй, справишься, давай дерзай, но смотри, Слава, спрос будет как с понимающего, понял? — сказал народный избранник. <…>
Так я стал директором ООО "ЮгАгротехники". Мечта сбылась, блин, я свалил из Кущевки. Конечно, груз немаленький: 7 тысяч га пашни, 120 человек коллектив. Но меня это не пугает, а если и пугает, то меньше, чем бегать с пистолетом и убирать неугодных нашему депутату.
<…> Я зажил более или менее спокойно. В Кущевку ездить перестал. Тем временем Цапок убедительно попросил меня переписать мой ЧОП на его жену. Переписал, конечно. <…> Я открываю ЧОП в Ленинградской, ювелирный магазин и ломбард. Три фирмы мои заработали быстро. Их принадлежность мне я предпочел скрыть от Цапка, не хотелось опять переоформлять. Вот теперь я в работе по самые уши и стало веселее. <…>
Весна 2010 года.Меня вызвал Цапок в Кущевку к себе домой.
— Поедешь к одному человеку и заберешь у него мешок, там оружие: три пистолета с глушителями, автомат и "Сайга", закопай это все где-нибудь у себя в полях, да смотри, чтобы не заржавели, — сказал он, едва мы поздоровались при встрече.
— А что, нельзя его где-нибудь в Кущевке закопать? Зачем его везти в Ленинградскую? — уж очень мне не хотелось его брать.
— Ты не умничай, а делай, что говорю, не включай мозги. Задача ясна? <…>
Нет, я не пойму, у него в Кущевке 15 тысяч гектар пашни, чё прятать негде? Это ж видно клинит его, что я где-то в стороне от их дел.
— Хорошо, сейчас поеду и заберу, — согласился я. Так и сделал. На работе у себя я в одной из лесополос я его закопал. <…> Летом позвонил Цапок.
— Привези "калаш" с магазинами. <…>
— Только его? — мне хотелось избавиться от мешка.
— Да, только его, — он отключился.
Я поехал, откопал автомат и отвез его Цапку. Там уже находился Алексеев Вова.
Мы вышли втроем на улицу, я достал из багажника сумку и передал ее Цапку. Он кинул сумку на заднее сиденье своего джипа и сел на переднее, пассажирское. Вова сел за руль. Теперь он работает вместо меня водителем Цапка.
— Садись, Слава, поедешь с нами, — сказал Цапок. <…> Вот это номер! И куда меня везут? Настроение у Цапка вроде хорошее, но мало ли что? Я уже ничему не удивлюсь. <…> Подъехали к роще. <…>
— Хочу опробовать его, да Вове показать.
<…> Цапок умело пристегнул магазин к автомату и передернул затвор. Выстрелил несколько раз одиночными, затем пустил короткие очереди по бутылке, опустошив магазин.
— Вова, понял как? — спросил Цапок.
— Да, понял, Сергей Викторович.
— Тогда на, пробуй <…>. Хочешь попробовать?
— Нет, нет, я посмотрю лучше, — ответил я. <…>
— Слава, ствол останется у меня, пока отвозить не надо, — сказал Цапок, повернувшись ко мне. <…> Больше я этот автомат не видел.
Ноябрь 2010.
— Вот так все было, Виталий Александрович, — сказал я Бородину. — А вы что в моих показаниях пишете? Что я знал, кого они хотят убить. Я тогда ничего не знал, забрали автомат и забрали. Я о покушении на Бегиджанова от следователей узнал.
— И что, ты не подозревал, что они кого-то могут убить из этого автомата? <…> Это бесполезный разговор, ты хочешь меня убедить в том, что ты жертва обстоятельств? Я другого мнения о тебе. Да и показания Цапка и Вовы об этом же говорят.
<…> Бородин опять зашагал по кабинету, сразу прикурил вторую сигарету, после того как затушил первую.
— Я вот о чем хотел с тобой поговорить, Слава. Ты заключил досудебное соглашение, ты знаешь, что будет, если ты начнешь на суде отказываться от своих показаний?
— Нет, но вы, Виталий Александрович, уверен, мне об этом обязательно расскажете. — Как же он меня бесит, блин.
— Конечно, расскажу, не хочу, чтобы ты совершил большую ошибку. <…> Если ты на суде откажешься от своих показаний, то дело твое будет рассмотрено в общем порядке и тогда тебе не миновать пожизненного срока. Если ты потом откажешься свидетельствовать против своих подельников, то твой приговор будет отменен и твое наказание будет пересмотрено, опять же не в лучшую сторону, поэтому держись той позиции, которую сейчас выбрал.
— Которую вы мне навязали, — уточнил я.
— Я и так для тебя, Слава, много сделал.
— Это уж точно. Получается, я должен признать все, что вы мне вменяете, и то в том числе, в чем моей вины нет. <…> И даже если я начну что-то говорить, меня просто осудят по первичным показаниям?
— Совершенно верно.
— А если я скажу, что первичные показания были получены под пытками?
— Тебе никто не поверит, практика показывает, что над теми, кто говорит, что их били и заставляли дать ложные показания, просто смеются на суде. Поэтому это бесполезно. <…>
— Хорошо, а как быть с тем, что в убийстве Аметовых сначала признались братья Гуровы? Их тоже не пытали? Они просто так взяли на себя 12 убитых человек и проходили проверку показаний на месте, рассказывая и показывая, как они всех убивали?
— Об этом никто не вспомнит, да и мало ли почему они себя оговаривали? Может, вас выгораживали, — улыбнулся он. <…> — Да, кстати, тебе задание. Ты должен написать письма потерпевшим.
— Чего?
— <…> Попроси у людей прощения, покайся, опиши обстоятельства преступлений и тому подобное.
— Зачем? Да я и не помню, что у меня в протоколах, я их, собственно, и не читал. <…>
— Вячеслав, хуже плохой памяти может быть только тупой карандаш. <…>
Я запомнил эту фразу, и в дальнейшем у меня не раз была возможность убедиться в ее меткости.
Письма я написал как смог, но Бородину они не понравились — сильно разнились с версией следствия, и, как я понял, они остались у него.
"Если откажешься от показаний, либо изменишь их, получишь пожизненное"
2012 год.Я открыл глаза в своей одиночной камере в СИЗО г. Краснодара. Она примерно метр восемьдесят на два с половиной метра. И в ней при этом есть раковина, столик, туалет. Ходить по ней можно только боком. <…> Начал думать о вчерашнем разговоре с Бородиным. Он и в СИЗО меня достал, видно, длинные у него руки. Мои подельники, у которых сейчас идет суд, отказались от всех своих показаний и заявили, что все показания были получены под пытками и открыто обвиняют в этом Бородина. Он был больше возмущен не тем, что его обвиняют в том, что он санкционировал пытки, а тем, что они их приукрашивают.
Расхаживать в своей манере по кабинету Бородин не мог, потому что кабинет маленький, два стола придвинуты друг к другу так, что собеседники сидят лицом друг к другу. Поэтому он чувствовал себя некомфортно, заметил я. <…> Он меня убеждал то в том, то в этом, а в общем, ему очень хотелось знать, какие я буду давать показания в суде над Цапком и остальными, но еще больше ему хотелось донести до меня, какие показания в суде давать надо. Я сидел, слушал его и спокойно курил. С удовольствием я прислушивался к своим ощущениям. Я не чувствовал уже того, что было раньше в присутствии Бородина. Не было того мандража, страха. Я увидел его другими глазами. Без команды живодеров Виталий Александрович для меня уже другой. <…> Ему никак не удавалось завладеть разговором, как он привык, подмять меня. Я улыбнулся своим мыслям и резко перебил его:
— Зачем вы все это мне рассказываете? Мне это не интересно, вы за этим пришли? Рассказать, какие негодяи Цапок и Алексеев, что посмели на суде заявить, что вы их пытали и били? Пустой разговор.
Бородин замолчал и с удивлением долго смотрел на меня.
—А ты изменился, Слава, — задумчиво сказал он. — Видно, тюремная школа дает свои плоды. <…>
Видно было, что он растерялся. <…> Да уж, нынче я не тот. <…>
— Что вы от меня хотите? — продолжил я.
— Ты скоро поедешь на суд к своим подельникам, еще раз спрашиваю, мне интересно, какие показания ты будешь давать?
— Могу вам сказать, что они будут правдивые, — ответил я и не смог сдержать улыбки.
— А почему ты улыбаешься? Я хочу напомнить тебе, что если ты откажешься от своих показаний, либо изменишь их, твой приговор будет пересмотрен, и ты получишь пожизненное.
— Я это помню. Для меня, что двадцать лет, что пожизненное, это все равно. Поэтому мне терять особо нечего.
— Ну не скажи, у тебя еще есть возможность увидеть своих детей. Есть условно-досрочное.
— Не надо лирики, так вы мне как-то сказали. <…>
Я откровенно забавлялся беседой, потому что она проходит по сценарию, который мне описал мой адвокат. Он предсказал, что он придет, — вот он и нарисовался. Сказал, о чем он будет говорить, — все так и есть; и сказал, что разговор закончится угрозами. <…>
— Послушай, Слава, — начал он угрожающим тоном, — если ты каким-либо образом будешь способствовать тому, чтобы все они избежали наказания, я тебе обещаю, ты об этом очень пожалеешь. <…>
— Не опускайтесь до угроз, Виталий Александрович. Мне не страшно. — <…> Я поднялся, чтобы уйти: беседовать больше было не о чем.
"Теперь Цапка мы называли президентом"
<…> Начало 2009 года. Я скупал для Цапка земельные участки. Но их также скупал и местный фермер Эдик Карпенков. К несчастью, участки, которые скупал Эдик, были в аренде у предприятия, которым я руководил. Я поставил в известность об этом Цапка. Не мог не поставить, потому что рано или поздно Эдик эту скупленную землю заберет. Цапок меня озадачил своей реакцией — он сказал просто, не раздумывая: "Убрать его, Слава, причем немедленно". Я смотрел на него и молчал, ждал продолжения. Уж я за эти годы научился, когда говорить, а когда слушать, чтобы избежать гнева "президента". Так теперь все мы его называли. <…>
— Ты все организуй, последи, а Вова исполнит, да, Вова? — обратился он к Алексееву.
— Конечно, Сергей Викторович, — ответил преданный Вова.
<…> Тут у меня зазвонил мобильный, и я удивленно увидел, что звонит Цапок.
— А что за фигня у тебя играет? — спросил он. — Хочу, чтобы на мой звонок у тебя стояла мелодия из "Крестного отца", как у Вовы. <…>
Возвращаясь, я думал о том, (что) моя ошибка может стоить фермеру жизни. Капец. Конечно, Эдик мне откровенно не симпатичен. Очень неприятный тип. Но не убивать же его из-за этого. Идею поговорить с ним по душам и предупредить я отмел сразу. Эдик недалекого ума и при этом очень скандальный. <…> Что делать? Однако на этот раз легли фишки как надо. Эдик все бегал ко мне на работу, все просил отдать ему купленную у наших пайщиков землю. Так просто он ее забрать не может, только с согласия арендатора, то есть меня. А как я ее отдам без разрешения Цапка? И меня осенило. Однажды я сказал ему:
— Эдик, по-хорошему ты не заберешь свою землю, подавай в суд. <…> А еще лучше, напиши на меня жалобу.
Я подумал, что если начнется судебная тяжба — это шанс для Эдика избежать незавидной участи, ведь тогда мотив на лицо.
<…> Посыпались от Эдика жалобы и иски горстями. С этими новостями я и отправился к Цапку. Ругал он меня, сильно ругал. Я стоял, опустив голову, типа, каялся.
— Дождался, блин, — орал на меня Цапок, — я ж тебе говорил, срочно убрать. — <…> Ничего, потерплю, не привыкать.
Я молча <…> выждал и сказал:
— Ты похудел сильно, хорошо выглядишь.
Успокоить его можно было только лестью. <…>
— Ладно, — говорит он мне, — бери Вову и тупо езжайте к Эдику домой и убейте его. Достал он меня.
— Сергей Викторович, — осторожно начал я, — может, пока не будем этого делать.
— Почему?
— Если сейчас его убрать, у нас с ним спор по земле, сразу подумают на нас. <…>
Аргументы мои сработали, он вспыхнул:
— Это ты виноват, что возникла такая проблема. <…> Ладно, что-нибудь другое придумаем. <…>
А Эдуарда как на грех понесло совсем. Требует от меня встречи с инвестором — Цапком и точка. <…> Решил: пусть лучше при мне поговорят, чем этот шумоголовый где-то сам Цапка найдет.
И вот как-то звонок <…>:
— Слава, встречай, мы с Вовой едем к тебе. <…>
А это значит, что надо распорядиться в столовой, чтобы накрыли стол на всякий случай. Цапок, конечно, откажется есть, когда я предложу, но если стол накрыт не будет, то замечание в неуважении обязательно получу. Еще кальян у меня в кабинете, чтобы поднять настроение. И обязательно, обязательно ждать машину с начальством на стоянке перед офисом. А если я еще успею дверь машины открыть, то все — можно считать, что проверка пройдет успешно. Все прошло как по маслу, дверь открыл, пару комплиментов по поводу внешнего вида, покурили кальян у меня в кабинете, довольно просторном, только после ремонта. За ремонт я получил нагоняй, что купил слишком дорогую мебель, а самое главное, кресло директора аж за 30 тысяч рублей. Это был для Сергея Викторовича шок.
— Ты охренел, Слава? Свою жопу решил в такое кресло усадить? Попроще не было?
Но я не растерялся:
— Так это же не для моей холопьей задницы, а исключительно для президентских ягодиц. Куда же они сядут, когда вы, Сергей Викторович, ко мне приедете. <…>
— Вечно ты выкрутишься, фиг на тебя наедешь, — понравилось ему мое объяснение.
Выбрал я момент и говорю:
— Эдик хочет вас видеть. <…> Насчет земли хочет поговорить.
— Хорошо, звони ему.
Эдик прилетел через 15 минут. <…> Но разговор у них не вышел. Эдик совершил ошибку, во время беседы потребовал: отдайте мне землю по-хорошему. Я догадался, что он имеет в виду судебный процесс, а вот Цапок о судебной тяжбе не подумал. Вспылил. Закончилось тем, что Эдик вылетел пулей из моего кабинета. Я опасался, что Цапок завалит его в тот же день, очень он его разозлил. Но Сергей сказал:
— Ты, Слава, его до сих пор не завалил, тебе и решать эту проблему, как хочешь.
Но здесь мне сопутствовала удача. В отношении Эдика возбудили уголовное дело за угрозу убийством моему агроному. <…> Жизнь Эдика оказалась в безопасности. <…>
2012 год. В адвокатской один маленький стол, два стула по обе стороны, стол разделяет решетка. Адвокат уже там <…>:
— Слава, помнишь, ты мне говорил, что тебе нанимали адвоката Подобедова?
— Помню, конечно, только я его так и не увидел. А что?
— Он здесь, пришел к кому-то, хочешь поговорить с ним?
— Да, хочу.
<…> Зашел молодой, коротко стриженный парень, чуть выше среднего роста <…>, в очень яркой разноцветной рубашке.
— Ну, как дела у тебя? — спросил он.
— Да ничего, потихоньку. Ты почему ко мне не пришел?
— Да это было невозможно. Я искал тебя, приехал в Кущевку, а мне не говорят, где ты. Мне даже угрожали в Следственном комитете.
— <…> Меня больше волнует, как быть с деньгами, которые тебе заплатили. Тебе отдали 800 000 рублей, а вернул ты моей жене 500 000 рублей, что с остальными?
— Так я же объяснил твоей жене, что эти 300 000 рублей я отдал фээсбэшникам за то, чтобы тебя не били, они рассказывали, как всех пытают, а тебя обещали, если я дам им денег, пальцем не тронут. А тебя били?
Я улыбнулся и коротко ответил:
— Да.
Он говорил что-то еще, но я его уже не слушал. Весь его монолог сводился к тому, как ему было тяжело, трудно, сколько он написал по этому поводу жалоб и почему в итоге миссия для него оказалась невыполнимой. Не хотелось тратить на него время, поэтому я его прервал и вежливо попрощался. <…>
Так я в первый и, наверное, в последний раз увидел своего адвоката, который, по его словам, бился за меня живота своего не жалея, но, к сожалению, так и не справился с жерновами российского правосудия.
(Продолжение следует)
От редакции:
С очевидной целью обезопасить себя осужденный член банды цапков Вячеслав Рябцев решил предать гласности свои записи, сделанные им в СИЗО, для чего и передал их "Новой газете".
Мы решили напечатать этот документ. Делаем это с некоторыми сокращениями, необходимой стилистической правкой и осознанием того, что этот текст должен восприниматься критично, поскольку вряд ли все факты, изложенные здесь, заслуживают полного доверия. Все комментарии — потом.